Андрей Латыголец - «Годзилла»

Забрав с пятого поста Лесовича, мы немного отъехали от караульного стакана и Кесарь заявил мне выметаться из тёплого салона.

— Бежишь всю дорогу до караулки перед «уазиком».

Я вышел на мороз и холод. За спиной в меня упирался дальний свет фар, а спереди была пустота темноты. Город спал и только идиоту могло прийти в голову следить из окна дома за всем этим постыдством.

С «уазика» посигналили и мне оставалось, либо намертво прирасти к земле, либо начать двигаться.

Я побежал трусцой. Хотелось заплакать от обиды и убежать в ночь. На мгновение у меня родилась идея, скрыться в уличной мгле, а дальше будь что будет, пускай разбираются, что у нас твориться в карауле, пускай побегают за мной, пускай понервничают.

Колючий снег бил мне в лицо и я не спеша бежал перед «уазиком».

На выезде к проспекту из кабины раздался голос:

— Запрыгивай внутрь!

Уже в тёплом салоне, отогреваясь и приходя в чувства, Кесарь сказал:

— В бытовке до следующей смены «на костях» стоите!

Ему весьма приглянулись всяческие профилактики вне караулки и он уже, не опасаясь, стал заставлять меня бегать по четвёртому посту средь бело дня. Чаще это происходило в выходной день, когда мы патрулировали. По завершению смены, я наяривал пять кругов по отведённому маршруту и только гадал, почему дежурный не выходит с расспросами, чем это я здесь занимаюсь.

Курюта только посмеивался с меня, ожидая в стакане.

— Это ещё нормально, меня вун «дед» вообще заставлял на фонарь залазить. Дежурному по барабану. Сидит там у себя в тепле и в танчики играет.

Я бегал, Кесарь приказывал ускориться, и лишь исчезая из его поля зрения, я переходил на быстрый шаг, зная, что в караулке нас ожидают «кости» и «красные драконы», Секач и полный неуставняк. Силы нужно было беречь.

***

Более всего Кесарь любил практиковать над нами наказание «кабина». Провинившийся принимал упор лёжа, упирался головой в пол, убирал руки за спину и в таком положении ожидал, когда наконец прозвучит команда «отставить». Корячась «на кабине», кровь приливала к вискам и уже через несколько минут можно было потерять сознание. Уж лучше бы кости. Мука и Рацык страдали больше всех. На кухне пол был кафельным и их часто ставили «на кабину» прямо у умывальников. Мука потом показывал нам свою голову и мне казалось, что на ней появились вмятины.

В первой роте практиковали так называемую экзекуцию «Япония». «Слонов» клали штабелями на пол и ПНК Заквас, взяв швабру, метели с дуру её рукояткой по задницам подчинённых. Иванов пару раз показывал мне синяки. Зад его был оливкового цвета и сидел он на стуле при случае боком.

Кесарю увидев наказание, вознамерился практиковать «Японию» и с нами, однако вскоре был вынужден отказаться. Уж слишком высока была вероятность залёта. В бане каждый четверг проводились постоянные досмотры на состояние наших тел.

Когда Кесарь хотел пробить меня, я тупо не подчинился и он исполнил шпицрутены на Ранке в двойном объеме. Слёзы из его глаз от сильной и тупой боли лились сами по себе. В бане пришлось сказать, что подскользнулся и упал.

«Японию» пришлось заменить на «коко джамбо», и практически после каждых костей или «красных драконов», мы в довесок неустанно «джамбовали». Под счёт командующего мы приседали, а потом резко выпрямившись, подпрыгивали вверх, расставив в стороны ноги с руками и зависали в воздухе на долю секунды, как контуженные лягушки.

Такие упражнения пришлись по нраву и Секачу, он бесновался и бессовестно практиковал их ещё и на «физо».

Достаточно было десяти таких подпрыгиваний, чтобы мышцы ног забились до отказа, в голове заиграли мультики и «джамбующего» охватывал приступ небывалой асфиксии. В лютые деньки нас могли заставить «джамбовать» и до сотни раз.

***

Ко всему добавились развесёлые поездки в караульном «Мазе». Стоило кому-нибудь из «фазанов» уличить нас за рубиловом, нам тут же отвешивались смачные лобаны и нас ставили в проходе кабины на кости. В таком положении некоторые из наших могли проследовать вплоть до министерства. Приняв упор лёжа, штык-нож от греха подальше необходимо было прятать в штаны, ибо если он падая, ударялся на пол, под громогласный смех «фазанов», дальнейшее следование по маршруту проходило на костях уже в упоре полтора.

Невыносимее всего было обратное возвращение из караула в роту. За бессонные сутки, мы валились с ног и засыпали лишь от одного монотонного урчания мотора. «Фазаны» заставляли нас поднимать автоматы над головой и уже подъезжая к части, практически весь наш период держал их на вытянутых. Руки затекали, глаза слипались и мы ожидали скорее выбраться на мороз и отрезветь от этого проклятого тепла.

***

Время на посту стало проходить быстрее, когда я вплотную принялся общаться с проститутками. Их время начиналось с двух часов ночи и где-то до пяти утра. Я вообще не представлял, как они на тонких шпильках выдерживали этот собачий холод, прогуливаясь вдоль проспекта, на ходу покуривая тонкие сигареты, и обмениваясь между собой тайными сигналами, ведомыми лишь им, сохраняя друг с другом вынужденную дистанцию. Признаться, мне даже стало стыдно: я ныл от отмороженных пальцах в берцах, укутанных портянками с поверх напяленными на ноги тёплыми вязанными носками, а леди ночных улиц геройски держали оборону.

Сперва, некоторые из них прохаживали вдоль моей калитки и я, набравшись смелости, решил стрельнуть сигарету. Ко мне подошла пухловатая блондинка с деревенским лицом, скрывая его под толщью макияжа.

— Что, солдатик, мёрзнешь? — спросила она нежным голосом, как родная сестра.

— Да не особо, курить охота.

— Кури-кури, бровастенький, — протянула она мне ментоловый «Vogue».

Повисло небольшое молчание. Я закурил и мной овладел интерес спросить:

— Работаешь?

Проститутку, видимо, обидел мой фамильярный тон и она, резко бросив:

— Да нет, подругу жду, — быстро отошла в сторону.

Я понял, что на эту тему с ними лучше не разговаривать, да и нужны мне от них были только сигареты, поэтому я решил держать язык за зубами.

Блондинка перестала ходить около калитки, зато чаще я стал замечать, прогуливающуюся рядом тёмноволосую диву. Подозвав её к себе, она смело подошла к калитке. Я был удивлен привлекательностью этой девушки, ровными белыми зубами и приятным голосочком.

— Мой братик сейчас тоже служит, правда в Украине, на тебя похож, — протянула мне сразу пять сигарет кареглазая бестия. — Как, обижают старшие?

— Да нет, я сам кого хочешь обижу.

— Не грузи, я знаю, как вам тяжело, на кулаках заставляют отжиматься, курить запрещают. Бедненький ты мой…

Её голос будоражил и моментально возбуждал, чем, я в принципе, и воспользовался, сбегав под конец смены за козырёк.