Андрей Латыголец - «Годзилла»

Через день меня стали гонять на уборку территории. Утром приходилось мести двор от листьев и иглицы, вечером убирать первый этаж санчасти, со всеми этими вениками, швабрами и тряпками. Но всё же это было жалкой работёнкой в сравнении с ротным полатёрством.

Ходил на процедуры, ел, спал и так привык к отдыху, что не заметил, как пролетела неделя.

На выходные ко мне приехала мама и привезла сумку сладостей, которые я не спеша поджёвывал, наслаждаясь чтением. По вечерам «деды» смотрели телевизор в фойе, а меня садили на вахту за так называемый ресепшен санчасти. С двенадцати ночи и до трёх утра приходилось сидеть в карауле, я пользовался моментом и продолжал жадно читать, дожидаясь проверяющего, который оставлял в журнале роспись обхода, и уже после закрыв дверь на ключ, отправлялся в постель.

В воскресение вместе со старшиной Сладковой пришлось стричь кусты вдоль штаба, она покрикивала на меня, чтобы я ровнее подрезал ветки и говорила с кем-то по телефону.

К вечеру ко мне в палату положили старшего сержанта Гнилько, у него что-то случилось с ухом.

Перед отбоем он передал мне свой мобильник, на другом конце линии был Виля:

— Петрович, ты нормальный? Мне неделя до дембеля осталась! С какого я ещё на дежурства хожу? Желательно тебя завтра в роте не окажется!

***

По приходу в роту, я сразу же был поставлен перед фактом, что на следующий день заступаю дежурным. «Деды» уходили через три дня, и топтать наряды им давно уже было не в стать, со всех щелей смердело гражданкой, но нам от этого легче не становилось. Мука уже восседал за столом дежурного и что-то маниакально записывал в гору журналов, по его лицу было видно, что он не спал всю ночь.

На утро после пайки я с двумя «слонами» высоким и тощим Винокурчиком, и заспанным Бохтышем построился перед оружейкой, держа в руках папки с обязанностями. Толком ничего не зная, я по рекомендациям Муки, выучил первых два абзаца обязанностей дежурного по роте, мол дальше на разводе не спрашивали. «Слонам» указал учить обязанности, обнадёживая их положенным сном, если на разводе они не затупят.

Без десяти минут девять Мука вскрыл оружейную и выдал нам штык-ножи.

— Братан, это заёб, — сказал он мне около ящиков с оружием, лицо его было бледным и измученным. — На тебе, считай, вся рота повисает, надо конкретно знать, что делать, при чём пошагово. Днём ещё терпимо, но вот после ужина начинается самое месилово.

Я взял штык-нож и вышел со «слонами» на улицу, построившись в ряд на маленьком плацу. Рядом с нами встал заступающий наряд третьей роты с дежурным Ковшиком. Паренёк, как и я всю службу провел в карауле на пятом посту. Мы оба были совершенно неподготовленными к этим новым испытаниям бойцами и один чёрт ведает, кто придумал поставить нас на эти должности.

Прапорщик Яровец особо не проверял знание наших обязанностей, всё благодарил меня за оказанную помощь в тестировании, едва пожурив Ковша за то, что его «слоны» плохо подшились и прописал ему смачную колыбаху.

На улице простояли с пол часа и вернулись в роту, приводить себя в порядок. Возле оружейки отирался ефрейтор Мирон, и, завидев меня, жестом руки отвёл в бытовку.

— Короче, я знаю как тебе тут тяжело будет после нас всё разгребать, тем более ты новичок в этом деле, поэтому я для тебя накатал небольшую шпаргалку, это только потому что ты пацан нормальный, да и прапор всегда про тебя говорил, а у него в этом деле чуйка, — в руках Мирон держал свернутый лист бумаги. — Но ты должен мне пообещать, что никому это не покажешь.

Я кивнул и Мирон положил мне в руку свои записи.

— Спасибо потом скажешь.

Не осознав сразу, какие знания оказались в моём распоряжении, я спрятал врученную мне депешу во внутренний карман кителя, и вышел со «слонами» на развод.

Развод происходил на главном плацу. Все подразделения выстраивались по ротно, в итоге сперва шли кинологи и связисты, потом комендантский взвод, пахавший на КПП, далее батальон охраны, рем. рота, автобат и замыкало стойло печальное ППУ.

Через десять минут к нам явились сменяемый дежурный по штабу и вновь заступающий, вдали, около трибун, стояли их помощники. Младший по званию капитан Иванченко скомандовал становиться, отпарировал приветствие новому дежурному и развел нас по шеренгам в два шага.

Новый дежурный майор Жёлудев, уже не безызвестный армейский юрист в тонкой оправе очков, с бледным ледяным лицом прошёлся по нашим рядам, выборочно опросив у некоторых обязанности. Выслушал дежурного первой роты Шаренко, и спросил обязанности у дневальных. «Слоны» отвечали неуверенно и Жёлудев обратил его внимание на плохую подготовку своих подопечных:

— Ты молодцев то своих воспитывай, — сказал майор, — а то я вечерком могу зайти, проверить.

Осмотрев заступающий наряд, он вышел на середину плаца и в течение десяти минут своим монотонным, металлическим голосом доносил нам информацию об особых мерах предостережения, неустанно следить за порядком в роте, напоминая об уголовном кодексе за любые виды нарушений.

После развода мы направились в роту и началось моё первое дежурство.

Сперва мне следовало принять оружейную, пересчитав по журналу наличие всего оружия и патрон. Мука кимарил в углу на стуле, сонно мурлыча мне под нос, что делать. Я открывал шкафы и сейфы с припасами, долго сверяя всё с приведённым списком.

Потом проверил дежурные журналы, «слоны» приняли порядок в расположении, бытовке и душевой, и мы вместе с Мукой отправились в канцелярию к ротному.

Студнев сидел за столом, ленно перебирая какие-то документы.

— Всё проверили? — недоверчиво покосился на нас старлей.

— Так точно, — ответил Мука и вверил ему в руки стопку журналов.

Студнев нехотя стал перелистывать исписанные страницы.

— А это что? — недовольно прогундосил Студень.

— Описка, товарищ старший лейтенант, — глянув на замечание, отрапортовал Мука.

— Наклоняй голову!

Мука нерешительно наклонил к лейтёхе макушку.

Студнев взял всю гору журналов в твёрдом переплёте и с размаху вдарил ему по голове.

— А ты что смотришь, проверяющий, иди ка сюда, — сказал мне Студень.

В ту же минуту я прочувствовал по своим мозгам отрезвляющий бич ротного.

— Переписать заново и разборчивым почерком, желательно я ещё что-нибудь увижу, до отбоя мне сменяться будете.

Сменялись мы однако до обеда. Мука удосужился накосячить ещё несколько раз и мы получали по голове снова и снова.

Бедняга не спал всю ночь, вникая во все прелести наряда, поэтому его неосмотрительность была простительна. Мне же приходилось носиться по роте и докладывать о состоянии дел любой оказавшейся в периметре расположения «фишке».