Андрей Латыголец - «Годзилла»

Закончил одним из первых, потратив на тестирование около полу часа.

Выйдя из аудитории, зашёл в туалет, смочил лицо и посмотрел на себя в зеркало.

«Гісторыя Беларусі па-расейску, вы сур’ёзна?»

Мне было стыдно, противно и, я злобно пнув двери, выбежал на улицу, глотнуть воздуха.

Яровец завидев меня, судорожно выбросил бычок.

— Что случилось? Тебя выгнали?

— Да нет, написал.

— Так быстро?

— Ну да.

Прапор потёр руки и крепко стиснул своей лапищей мои плечи.

— Мужчина!

— Я знаю…

От буйной радости мы направились в магазин. Яровец купил водки и пельменей. На его квартире мы быстро приготовили наш обед, разлили по тарелкам майонез и принялись распивать горькую. После третьей рюмки я уже окосел, но прапор велел приговорить бутылку до конца, сетуя, что в роте при случае меня отмажет.

К КПП я шёл вольтами. Плац же пришлось обходить окольным путём. Зайдя в роту, все офонарели от моего вида. Духан стоял на два метра.

— Так, Петровича не трогать, пусть отдыхает, — сказал нашим довольный Яровец.

— На мою койку его уложите, — тут же отдал распоряжение «слонам» Потап. — Если что, он дежурный по роте, спит перед ночью.

Я лёг на кровать и проспал до ужина. Меня никто не трогал, а Станок после пайки вообще разрешил отбиться.

Через две недели стал известен результат тестирования, я написал на семьдесят девять балов, даже выше, чем свой экзамен пятью годами ранее. За эти годы тестирование деградировало в край. Хотелось совершить побег и справить нужду около министерства образования.

***

В начале июля нас часто стали гонять на шарашки к резиденции президента в Дрозды. Для базы выделялся огромный фирменный автобус с мягкими, комфортабельными сидениями, плазменными телевизорами и персональным туалетом внутри салона. Из батальона охраны выставлялось тридцать человек. Основной костяк составляли дембеля и счастливчики из наших «фазанов». Прапор брал кошерный поёк на душу в виде банки тушняка, сока и крекерами в упаковке по двадцать штук.

До резиденции был час езды, и мы погрузившись в дорогу, сладко дремали под фон ментовских сериалов, транслирующихся по развешенным телевизорам.

На подмостках резиденции нас встречал охраняемый блокпост и каждому приходилось пройти тщательную проверку в комнате охраны. Мы предъявляли свои военники и нас шмонали на колюще-режущие предметы.

К самой резиденции нас не подпускали. Загоняли на отшиб, окультуривать ландшафт, выдав сподручный инвентарь.

«Дедушки», понятное дело, отсиживались в теньке, лишь Ромашев и Аня вскапывали с нами дёрн, подвозили на тачках землю, чтобы Всенародноизбранный, прибыв на свою дачу и, окинув взором даль, мог насладиться идиллией близлежащих окрестностей.

До обеда горбатились, не покладая рук. Спасали ситуацию трели птиц и лёгкий прохладный ветерок.

На обед нас выпускали за территорию резиденции к автобусу и мы, разлёгшись на траве, с наслаждением поглощали тушняк, закусывая его солёными крекерами и запивая всё сладким соком.

Как-то к нам с Гурским и Гораевым подсел Мирон.

— Смотри, Петрович, твоё бездействие к «слонам» может сыграть для вас плохую шутку. Малых нужно дрючить, а то растащатся.

— А ты нас дрючил? — спросил у него я.

— Нормальных пацанов я не трогал, это дело сержантов, а вот особо обнаглевших припахивал. Чучвага с Индюком тоже сперва понтовались, а видишь какие сейчас раступленные, по круче вашего. То что вас в караулке немного зашугали, это конечно плохо, но всё же, проблем с вами много не возникало. А я вот вижу среди этих «слонов» много ленивых жоп. Раткевичу вун вашему Комса переехал, Ниху, сержанта будущего, слышал, посылали…

— Мы уж как-нибудь сами разберёмся.

— Ну смотри, попомнишь потом мои слова.

После обеда мы снова направлялись копать землю и так до семи вечера.

Я же остался при своём мнении.

***

Лето было в самом разгаре. Духота стояла беспросветная. Возвращаясь в прохладную караулку, мы снимали берцы и ходили в тапочках, давая ногам немного поостыть. Вспоминая лютую зиму и отмороженные кончики пальцев, я всё же был готов заливаться ручьями пота, нежели заново ощутить всю эту собачью тряску и лязг зубов.

Воду пил из-под крана, холодную и освежающую. Кисель в баках успевал нагреться и потреблять эту мерзость было совершенно невыносимо.

Ближе к ужину я стал чувствовать, что охрип, голос мой изменился до неузнаваемости, но горло не болело. Такая аномалия по началу даже умиляла, но когда поднялась температура, я забеспокоился.

На пост выходил уже с упадком сил. Ноги еле волок, меня кидало то в жар, то в холод.

Поспал немного в отдыхающей. За час давление спало и я вроде бы почувствовал облегчение, но утренняя, летняя прохлада пошла не на пользу.

Последняя смена стала настоящей пыткой. Голова раскалывалась, а температура поднялась не на шутку. Возле третьего запасного выхода из министерства лежали тюки скрученного ковролина, как раз за полем зрения камеры. Я едва стоял на ногах и чтобы просто не свалиться в обморок, сперва садился на них, а уж присев, и вовсе ложился на бок. Засекал время и ставил на каждые десять минут будильник.

Солнце едва показалось на горизонте парка Горького, а я уже ждал скорейшего завершения своей смены.

В караулку я зашёл мертвецом.

— Петрович, ты живой? — занервничал Потап.

— Температура…

— Да косарь он, — вмешался Ракута.

В роту прибыл вообще никаким. Мирон, будучи дежурным, померил мою температуру и уложил на два часа в после караульную отдыхающую. Проспав до обеда я не почувствовал себя лучше и после пайки, которая мне совершенно не лезла, тут же отправились с Мироном в санчасть.

Там мне померили температуру, давление, посмотрели горло и пожилая врачиха сказала:

— Ну что ж, голубчик, у вас ангина.

— Ангина? Летом? — запротестовал я.

— Неделю, как минимум лежать будешь…

Меня отвели на второй этаж в пустую палату, и я приняв несколько пилюль, тут же отрубился на мягкой, свежей койке.

***

Я проспал целые сутки, беспробудно и крепко, нормально выспавшись за эти восемь месяцев, и успев забыть, что где-то ещё существует сон. Проснулся лишь к обеду следующего дня. Сходил на кухню и немного поел. Я был слаб, но температура сошла на нет. До вечера пробыл в постели и спокойно проспал следующую ночь.

Утром меня разбудила медсестра и велела идти на «стелс» за пайком. В санчасть прибыло пару «дедушек» из других подразделения, один с переломом, другой с простудой. Их разместили в соседней палате и кому-то следовало нас накормить.

В течение дня я ознакомился с перечнем литературы, находившейся в медсанчасти и сделал выбор в пользу нескольких журналов «Нёман». Перечитывал Андрея Федаренко и Анатолия Козлова. Лежал и думал, как бы это покурить.