Лора Сегал - Полкоролевства

— Я не завтракал, — сообщил Фрэнсис мужчине примерно своего возраста за стойкой администрации, и тот посоветовал ему оставить сумку и заглянуть в кафетерий, не найдется ли для него что-нибудь на кухне.

— Фрэнк Синатра пел «Нью-Йорк, Нью-Йорк», — посетовал Райнлендер, обращаясь к Элу Лессеру.

Эл сказал:

— Моя бабушка как-то раз встретилась с Фрэнком Синатрой, — и покраснел.

— Я все время прошу их выключить, — сказал Фрэнсис, — а они твердят, что начальство любит эту музыку.

Но он попал в перерыв между обедом и ужином. В кафетерии не было никого, кроме официантов, они что-то ели за столиками в дальнем конце зала. Официантом Райнлендера был коротышка в годах, с акцентом, — ему пришлось встать коленом на стул, чтобы дотянуться до регулятора громкости.

— Они приглушали Синатру, — сказал Фрэнсис Элу, — но не выключали, и звук опять набирал громкость. Неужели они не могут обойтись без музыки?

Эл мысленно погладил айпод в своем кармане. На нем были его любимые Нора Джонс, Блэк Кийз, Джей-Зет, Ману Чао, Адель и Леди Гага [25] Нора Джонс (р. 1979) — американская джазовая певица; Блэк Кийз — американская рок-группа; Джей-Зет (Шон Корей Картер; р. 1969) — американский рэппер; Ману Чао (р. 1969) — французский музыкант испанского происхождения, вокалист, композитор, гитарист; Адель (Адель Лори Блу Эдкинс; р. 1988) — английская джазовая певица и композитор; Леди Гага (Стефани Джоанн Анджелина Джерманотта; р. 1986) — американская певица и актриса. .

— Но ведь вы композитор! Вы учили игре на фортепьяно. И не любите музыку?

— Только не в придачу к омлету с грибами! — воскликнул Фрэнсис. — Я оставил ему чаевые и ушел.

Но Фрэнк Синатра и целый оркестр преследовали его и в туалете, и Фрэнсис счел, что это ужасно несправедливо. Однако, когда он зашел взять свою сумку, последний удар нанесли именно скрипки. Старый администратор, по-видимому, отлучился. Низенькая толстуха в подобии морского мундирчика заволновалась: «Сэр, что с вами? Вам плохо?» — когда Фрэнсис ухватился за край стойки, и та с невероятной скоростью отодвинулась куда-то так далеко, словно он видел ее в обратную сторону бинокля.

— Сэр!

Фрэнсис сделал шаг, еще шаг, слегка подпрыгнул и ударился лицом об пол — его уже ничто не могло удержать.

— Вам нужен врач? — спросила женщина в морском мундире, а двое мужчин, выйдя из лифта и увидев тело, неизменно удивлявшее всех своей длиной, ничком на полу, вприпрыжку пустились к двери, и та, повернувшись, выпустила их на улицу.

Женщина позвонила девять-один-один и вызвала «скорую», которая и доставила Фрэнсиса Райнлендера в отделение неотложной помощи «Ливанских кедров».

В другой палате сидели Деб и Ширли и держали брата за руки.

— Милый, — сказала Дебора, — ты полежишь в реабилитации совсем недолго, договорились? И поправишься. Ты выйдешь, и я устрою тебе постель в угловой комнате, место тихое, покойное.

— Могилавотместотихоеипокойное, — сказал Самсон.

— Что он просит? — спросили Деб и Ширли друг друга.

Ближе к вечеру на пляже солнце уже не мешало, не жгло запрокинутое кверху лицо и голые грудь и ноги Самсона.

Они уже уходили, собирали вещи. Стейси и Джои, которым было велено сложить махровую простыню, вырывали концы друг у друга и хохотали.

— Дети, дети! Скорее!

Они повалили зонт. Кому его тащить?

— Я не понесу!

— Зонт понесу я. — Это был голос папы.

А это кто сказал:

— Мяч я не нес, а потому и не понесу.

— Кто нес мяч?

— Ты сказал, что надо взять мяч. Ты и неси.

Они уходили. Стейси вернулась за чем-то, что должен был нести Чарли. Чарли плакал.

Самсон прислушивался. Ушли? Свернутая рубашка едва приподнимала голову, и он видел лишь пустое небо.

Малыш Стьюи спросил отца:

— Как делать небо?

Он рисовал морской пейзаж: океан с волнами, парусник и солнце с лучами на белом прогале между синим океаном и синим небом — небо он разместил вдоль верхнего края листа. Стьюи знал, что это неправильно, и спросил:

— Как далеко спускается небо?

— Милый, ты же знаешь, небо — оно везде вокруг нас, — сказал папа.

Но это неправда: Стьюи протянул руку и не нащупал ничего синего, и белой бумаги там не было.

Наступил вечер, Самсон лежал на пляже, навзничь, смотрел вверх в золотисто-синий воздух и думал о вопросе Стьюи.

Он знал, что там, за ним, есть люди, они миновали его слева направо. Воздух неприятно холодил разогретое тело.

Малыш перепрыгнул через вытянутые ноги Самсона. На малыше были купальные трусики с крошечными белыми китами. Он вернулся и снова прыгнул. Отец и мать оглянулись и строго сказали:

— Прекрати и извинись перед господином.

— Я не могу двигаться, — сказал Сэм мальчику; тот увидел, как на губах взрослого дяди пузырится пена, догнал родителей и потянул их за руки, чтобы не останавливались.

Он смотрел на звезду, больше смотреть было не на что. И Сэм смотрел на нее. Появилась вторая звезда, и еще, и еще.

«Я не могу пошевелиться», — он думал, что взывает наверх, к молодым голым ногам, похожим на стройные деревца, а они размножились — и вот уже мимо него справа бежала целая роща. Всю ночь Сэм ощущал призрачное песчаное облачко в уголке глаза, но поднять руку, чтобы смахнуть его, не мог. Девушка посмотрела вниз, замешкалась — она бы остановилась, но мужская рука, сплетенная с ее рукой, тянула к воде, которая вдруг оказалась совсем рядом. Я утону, подумал Самсон. В первый, но не единственный раз за эту ночь на пустом пляже его обращенное к небу лицо сморщилось и слезы, которым некуда было стекать, заливали глаза и дробили картину перед ними как дождевые капли на лобовом стекле.

Он негодовал на холод, на то, что нечем укрыться.

Самсон хотел обмануть скуку, дотошно примечая, как шаг за шагом темнеет и сереет синее небо. Он собирался следить за этими переходами, но то и дело забывал, отвлекался, серый цвет становился гуще, вот он уже черный, а Сэм лежал навзничь на пустом пляже и момент изменения цвета не смог уловить ни разу.

Доступный ему клочок неба усеяли звезды, он так и не озаботился узнать их названия, а теперь они не сделали ровным счетом ничего, чтобы его развлечь. Первая волна лизнула ногу, дошла до щиколотки и отступила. Он ждал следующей атаки, ждал, ждал. Холодная вода неприятно хлестнула по разогретой солнцем плоти. Он снова заплакал. Следующая волна хлестнула по колену, отхлынула и тут же вернулась. Помогите! Если бы он мог повернуть голову, то отыскал бы девушку с бегущими ногами и мужчину. В каком направлении они ушли? Исчезли вовсе? Неужели он, куда ни глянь, один на этом ночном пляже?

Помогите!

Кругом черным-черно, и все же отдельные облачка кажутся еще чернее. Холодная вода хлещет в пах. Но паниковать час за часом невозможно. Он перестает думать, скорее всего, заснул, потому что проснулся уже в воде, глотая ее, выкашливая — открыл рот, чтобы закричать, снова хлебнул и ушел в воду.