Лора Сегал - Полкоролевства

— А сколько им…

— Максу шестой год, он в детском саду. А Кэсси три.

— Шесть! В детском саду! Шари, — сказала Люси, — а ты помнишь, как мы проводили лето на Шелтер-Айленде? Тогда шесть было тебе, а три Бенедикту, и он упал в пятиметровый бассейн с золотыми рыбками.

— Помню! Помню, малыша укутали в большое старое полотенце, мне сказали, ты ни в чем не виновата, а я и не чувствовала себя виноватой. Может быть, вы сядете?

— Разве на минутку.

— Кофе?

— Нет-нет, спасибо.

— Как поживает Бенедикт?

— Отлично. Прекрасно. Живет с девушкой из Вены. Гретель, она мне нравится. Знаешь, мы с Бенедиктом коллеги, вместе работаем.

— Здорово!

— Шари, ты помнишь Бернстайнов, Джо и Дженни? Они долго жили в Коннектикуте, Джо там был директором Конкорданс-центра.

— Ну конечно. Их дочь еще злилась на всех и вся.

— И сейчас злится. Бедняжка Бети. Странно, ведь мы были неразлучны когда-то. Как получается, что жизнь разводит друзей?

— А вы знали, что я развелась с Алексом? — спросила Шари.

«Знала ли я?» — подумала Люси.

— Это очень печально.

— Вовсе нет, — сказала Шари. — Я бы так не сказала.

Люси знала: мать-одиночка с детьми шести и трех лет конечно же дорожит свободными часами.

— Помню, я бросала Бенедикту мяч и думала: вот пока он за ним бежит, пока найдет и прибежит обратно, моя голова свободна…

— Как это верно! — Шари рассмеялась. — Вы правы!

— В какой квартире, ты сказала, празднуют день рождения?

— Квартире?

— Ну да, где день рождения. Какой там номер?

— Квартиры Кэмеронов? Одиннадцать-Б.

— Дорогая, рада была тебя повидать!

И две женщины, старая и молодая, обнялись.

— К вам пришли, — сказала мама именинника бабушке маленького Макса.

— Быть не может. Никто не знает, что я здесь.

— Она вас спрашивает.

— Кто это?

Улла последовала за Эйлин Кэмерон в прихожую, где у двери, окруженная и оглушенная праздничным буйством, стояла женщина — и Улла бы решила, что это Люси Фридгольд, если только можно было себе представить, что Люси Фридгольд стоит в прихожей Кэмеронов с огромной пластиковой сумкой в руке. Судя по тому, под каким углом согнулась Люси, чтобы создать противовес, сумка была тяжелой.

— Здравствуй, Улла, — сказала Люси. — Шари сказала, что я найду тебя здесь.

— Понимаю, — сказала Улла, хотя ничего не поняла.

— Мы могли бы где-нибудь поговорить?

Мама именинника сказала:

— Фокусник вот-вот начнет.

Эйлин Кэмерон недоумевала: требует ли этикет, чтобы хозяйка любезно встретила эту пожилую даму, которая вторглась в ее прихожую с немыслимых размеров сумкой, или же защитила от нее бабушку маленького Макса?

— Это не займет и пяти минут.

Свободной от сумки рукой незваная гостья открыла первую подвернувшуюся дверь. Оказалось — в столовую. Пунцовая скатерть из гофрированной бумаги, куски порушенного шоколадного торта на картонных тарелках с клоунскими рожицами, обгоревшие именинные свечки, растерзанные сувениры для гостей, обрывки лопнувших воздушных шаров. Старуха с сумкой опустилась на стул, села и бабушка Макса — что ей оставалось делать?

— Пять минут, обещаю!

Учтивая улыбка, выражение лица, одежда убедили Эйлин Кэмерон, что ее гостье, пожалуй, ничего не угрожает, и она вышла из комнаты, но дверь на всякий случай не закрыла.

Люси и Улле был виден волшебник в лиловой рубашке и смешном зеленом галстуке до колен.

— Ну, кто тут умеет считать до десяти? — спросил он.

— Я! — хором закричали дети.

— Тогда все вместе: раз, два, три, четверг, пятница, суббота…

— Нет! — закричали дети. Волшебник, взрослый дядя, ошибся! Вот смеху-то!

— Это дни недели, — объяснила ему девчушка в голубом платьице с оборками.

— Ой! — Волшебник шлепнул себя по лбу.

Люси начала:

— Я послала Мори рассказ, который написала после смерти Берти, и Мори его ни принял, ни отверг. Рассказ называется: «Румпельштильцхен в неотложном».

— Мори в Санкт-Петербурге, — сказала Улла,

— А теперь еще раз. Все вместе! — сказал волшебник. — Раз, два, три, апрель, май, июнь…

— Я послала его в октябре, — сказала Люси. — А сейчас июль!

Дети смеялись. О-о-очень смешно: волшебник опять ошибся! Только девочка в голубом нахмурилась.

— Это месяцы! — сказала она. И подошла к волшебнику, а тот снова шлепнул себя по лбу.

— Опять ой! Кто-нибудь считает мои ой? Тебя как зовут? — спросил он девочку. Девочку звали Дженнифер.

— Люси, а что ты от меня хочешь? — спросила Улла.

— Отдай это Мори. — Люси положила СОБСТВЕННОСТЬ ПАЦИЕНТ ей на колени, по обыкновению удивившись, до чего тяжела бумага.

— Господи, Люси, пошли все это ему в «Мэгэзин»!

— Он не принимает и не отвергает! Он даже не удосуживается подтвердить получение!

— А кто подержит мою волшебную палочку? — Волшебник поднял свое орудие производства повыше, чтобы Дженнифер не могла до него достать. — Мальчик, у которого сегодня праздник, подойди-ка сюда. И назови свое имя, чтобы все слышали.

— Джордж, — сказал ребенок — он блаженствовал.

— Джордж будет держать волшебную палочку. Нет, не так! Держи прямо!

Но палочка все время складывалась пополам, и мальчик смеялся. Дети заливались счастливым серебристым смехом, корчились, вскакивали, садились и снова вскакивали — все, кроме Дженнифер.

— Вы сами это делаете, — сказала она.

И Дженнифер перевернула широченный зеленый галстук, под которым обнаружилась колода карт! И целое гнездо маленьких шариков! И белая мышь, и хитрая ниточка!

— Вы дергали вот за эту нитку! — разоблачила она волшебника, а тот ловко выдернул галстук из руки Дженнифер и сказал:

— А кто тут у нас жонглер?

— Я! — хором закричали дети.

— Люси! Ну кто может подтверждать получение рукописи? Разве у Мори есть помощники? Помнишь, Фредди Уэллс говорил, что издавать «Ридер» — все равно что иметь ребенка с задержанным развитием: он никогда не станет взрослым, тебе всегда придется его опекать.

— Фредди Уэллс! Славный малый, — сказала Люси. — Не видела его… уж не помню сколько лет. Он все так же говорит это свое «ну ладно», как будто вздыхает в отчаянии?

— Кто может держать два мячика в воздухе одновременно? — спросил волшебник.

— Мы с Шари вспоминали Шелтер-Айленд. Крокет, скрэббл. А сколько стряпать приходилось каждому! — сказала Люси.

— И во всех комнатах кто-нибудь вечно что-то писал. Как звали эту старую зануду, поэтессу, которая по телефону читала Мори свои последние стихи, причем всегда во время ужина, — Оливия…

— Либескинд, — сказала Люси. — Оливия Либескинд!

— По-моему, Мори напечатал твой рассказ о ней.

— «Стихи по телефону», — сказала Люси. — Неплохие стихи писала.

— Мори говорит, проблема не в слабых вещах, а в том, что превосходные валят лавиной, спасу от них нет.