София Кульбицкая - Красная верёвка

— Назойливость мешает общению! — гремел он. — Очень тяжело общаться с назойливыми людьми! Вот помнишь, Вера…

— Да ладно, ладно тебе, — попыталась усмирить его бабушка, — дай людям поесть…

— Нет, обожди, — возмутился дедушка. — Помнишь, Вера, у тебя была такая подруга…

Бабушка попыталась сделать вид, что не слушает, а папа, уткнув глаза в тарелку, тонко съязвил:

— Зачем же… У неё есть примеры и ближе…

Но дедушка не услышал этой фразы и продолжал вспоминать бабушкину подругу, отличавшуюся на редкость тяжёлым характером и назойливостью.

***

17.00. Семейный ужин с пьянкой. Бурный диалог о том, что такое счастье. Вдруг — звонок в дверь.

Бабушка: — Это, наверное, Альбина.

Папа: — Это Максимовна. (Пауза в несколько секунд). Только другая…

20 сентября

Привет…

Сегодня я весь день чувствую мучительное и нудное недомогание, которое разделяют со мной остальные члены семьи, также страдающие метеопатией. Перепады погоды, давление!

Когда ехала с вокзала, то пыталась создать себе иллюзию, что только сейчас приехала из Москвы. Мне пришло в голову, что я впервые вижу Казанский вокзал в таком, новом для меня, ракурсе: раньше я ступала по нему либо в качестве счастливого новоприбывшего, любо в тоске отъезда, и никогда не видела его как что-то нейтральное. Но иллюзия не удалась — я так и не смогла почувствовать знакомой радости, когда автобус приблизился к Красным воротам. Было только желание поскорее скрыться от жестоких солнечных лучей…

Вообще, со вчерашнего дня я всё больше погружаюсь в ту самую трясину неприятной расслабленности, о которой уже как-то говорила тебе. Понемногу слабеет ум, слабеет воля, слабеет желание что-то делать или куда-то идти… И как болит голова…

22 сентября

Hi!

Сегодня, ожидая 18-го автобуса, я начала в какой-то миг сомневаться в своём здравом уме. Он не подходил очень долго и, наконец, когда я уже совсем отчаялась, проехал — но мимо меня. Я решила, что, видимо, что-то с памятью моей стало и остановка находится где-нибудь поодаль. К этому предполагаемому «поодаль» я и направилась бодрым шагом, как вдруг очередной представитель искомого автобусного отряда остановился прямиком на покинутой мною остановке! Я со всех ног кинулась обратно и таким образом всё-таки достигла «пункта В», что меня крайне изумило: на мой настойчивый вопрос, идёт ли транспортное средство «до Халтурина», население автобуса недоумённо хмыкало и отрицательно покачивало головами, дополняя этот жест неопределённым пожатием плеч.

Снова перешагну через несколько бессодержательных часов. Сейчас готовимся провожать папу на вокзал, и тот, видимо, в ностальгическом порыве, позвал меня выпить пивка в летнем кафе. Я с готовностью согласилась. И там мне пришлось пожалеть о двух вещах: первая — что со мной нет тебя, вторая — что рядом, как верный страж, сидит папа. За одним из столиков (я нарочно села лицом к нему, несмотря на то, что в глаза мне нещадно палил мой враг — солнце) сидел Очень Красивый Мужчина с Бородой!

О, конечно, он был не один: рядом маячил невразумительного вида прыщавый юнец, но так как ситуация и без того исключала всякую возможность приблизиться к изумительному созданию, все окружающие и второстепенные персонажи мгновенно утратили значение. Мужчина был пьян, видимо пьян, как, впрочем, и его компаньон; на столе перед ними стояли во множестве пивные и водочные бутылки. Они вели некий (увы, мне почти не слышимый) весьма бурный диалог, в процессе которого седобородый красавец с шиком подпускал матерные словечки, так же украшавшие звучание его голоса, как элегантная седина — его бороду и довольно-таки густую шевелюру. Порой его маловразумительный собеседник невесть куда исчезал — очевидно, справить нужду, — и тогда мне предоставлялась умопомрачительная возможность полюбоваться очаровательным геронтом в минуту задумчивости, во время которой он казался мне ещё краше. Серые и глубокие глаза его, слегка застывшие от выпитого, в эти секунды бесцельно и праздно блуждали по окрестностям; пару раз мне даже показалось, что наши взгляды встретились, но красавчик каждый раз мгновенно опускал длинные тёмные ресницы, — что обливало мою тоскующую по красоте душу тёплой волной растроганности.

Увы, но лимит времени исчерпывался (бабушка волновалась, что мы с папой исчезнем в самый канун отхода поезда), подходила к концу и бутылка пива — единственное связующее звено между мной и красавцем. Солнце слепило мои глаза, сощурившиеся в растроганной улыбке. Папа стучал пальцем по циферблату. Высунувшийся из проезжавших мимо жигулей отвратный подросток крикнул ему «Толстый!» и показал фак. На дне бутылки оставалось несколько горьких глотков. В последние секунды — стрелка циферблата уже зашкаливала за все возможные пределы — судьба одарила меня дивным видением: седобородое создание, размашистым жестом отодвинув бутылки в сторону, схватило вновьприбывшего собеседника за руку и, опершись локтем о замызганную столешницу, вступило с ним в исконное мужское единоборство «кто сильнее». Я впилась глазами в напряжённое действо — но чёрт! Мой кумир проиграл! Впрочем, он не пал духом и тут же призвал юнца к реваншу, немного изменив постановку пальцев. Последняя секунда — напряжённые лица — я встаю с места — красавец победил! — прощай, моё солнце, мы уходим. Р.S. (маленькая временная перекличка): дописываю эти строки в туалете, под вопли бабушки, торопящейся на выход, как всегда, за полтора часа до отправления поезда.

24 сентября

Вчера вечером, дождавшись наступления сумерек, я тихо вышла из дому и (бабушка сидела во дворе за столиком у детсадовской стены в компании подруг) отправилась на стадион, где тряхнула, наконец, стариной, сделав четыре прекрасных, полновесных, даже с небольшим хвостиком круга по беговой дорожке. Приятно. Удивило меня то, что дыхалка, оказывается, с прошлого года ничуть не стала хуже — и, если бы не вопящие о пощаде нетренированные мышцы ног, я, пожалуй, смогла бы навернуть и ещё пару кружочков! Вот когда пришёл и мой черёд победоносно смотреть на курящих у забора стадиона хиляков! Гордо подволакивая ногу, я вышла из парка и, взяв у бабушки ключ, вернулась домой, преисполненная чувством выполненного долга.

Со вчерашнего дня меня мучает странный насморк неизвестной мне природы; самое обидное, что я даже не могу оповестить бабушку о своём недомогании — знаю, что мои походы на стадион в этом случае будут сопровождаться горестными причитаниями. Собиралась к нам и тётя Марина, но позвонила бабушке и отменила визит, сражённая тем же (очевидно) вирусом; бабушка долго хвасталась мне, как мудро поступила, не позволив дочери перешагнуть через своё недомогание и, чего доброго, заразить меня. «Правильно я поступила?» — заискивающе спросила она. А я с трудом сдерживалась, чтобы не признаться, что мне, пожалуй, уже нечего терять. Впрочем, хорошо, что бедной тёте Марине не пришлось бороздить шумно-утомительные улицы Казани, борясь с воспалённо-слезящимися глазами и чугунной головой.