Хилари Мантел - Перемена климата

— Мы посреди нигде, — прошептала Анна.

— В самом сердце Африки, — поправил Ральф.

— Я и говорю, посреди нигде.

Анна легла на скамью, положив голову на колени мужа, накрылась кардиганом. Ральф задремал в сидячем положении.

Проснулся он от прикосновения к плечу. В лицо ударил свет факела. Едва он открыл глаза, факел отодвинулся в сторону. Мужской голос, явно принадлежавший африканцу, проговорил:

— Мистер Элдред, сэр, идемте со мной, баас. Идемте, мэм.

К сумкам протянулись руки. Анна поднялась, разминая затекшие конечности, замерзшая, растерянная со сна. На выходе со станции обнаружился грузовик с горящими фарами.

— Это ваш? — спросил Ральф.

— Нет, баас. — «Интересно, — подумалось Ральфу, — смогу ли я отучить их называть меня так? Ненавижу это слово, не желаю впредь его слышать». — Это машина моя, моего брата и его другого брата. Миссис Пилейн, медсестра из больницы, попросила подкинуть вас до миссии.

— Спасибо, — поблагодарил Ральф. — Поезд сильно задержался. Мы боялись, что нас никто не встретит.

— Я приехал. — Прозвучало это как совет не волноваться из-за пустяков.

Когда приблизились к грузовику, при свете факела стали видны человеческие фигуры, поспешно повскакивавшие с земли, словно закутанные во мрак. Без единого слова фигуры, одна за другой, полезли в кузов, передавая из рук в руки мешки и свертки.

— Кто это? — спросил Ральф.

— Люди. Им по дороге, — ответил встречавший.

Ральф подсадил Анну в кабину грузовика и сам забрался следом.

— Вы работаете на миссию? — справился он.

— Нет. Там только Саломея. И еще Энок.

Встречавший не стал вдаваться в подробности и собственного имени тоже не назвал, сохранив в тайне. Ехали в молчании. Дорога была вся в ухабах, из-под колес летели камни, от немилосердной тряски зубы выбивали дробь. Ветки придорожных деревьев тыкались в борта с металлическим лязгом. Порой какая-нибудь ветка возникала из темноты прямо перед кабиной; ветровое стекло защищало, но инстинкты всякий раз заставляли пригибаться. Анна прильнула к Ральфу, опустила голову ему на плечо. Металлическую кабину заполняло тихое, прерывистое дыхание.

В какой-то неуловимый миг тьма начала рассеиваться. Дорога сделалась менее ухабистой. «Подъезжаем», — сказал водитель. Впереди обрела зримые очертания деревня Мосадиньяна: загоны для скота с изгородями из колючек, лохматые соломенные крыши жилых домов, глиняные стены вокруг каждого двора. Водитель затормозил. Все на мгновение словно застыло в неподвижности. Анна разглядывала стены, украшенные диковинным узором — полосы, ломаные линии, зигзаги — охристого оттенка. Люди из кузова поспрыгивали наземь и растаяли в полумраке, кутаясь в одеяла; женщины не преминули взгромоздить свою поклажу себе на головы.

Солнце вот-вот должно было взойти, однако по бледному свету невозможно было догадаться, рассвет сейчас или закат. Анна окинула взором окрестности. Насколько хватало взгляда, за деревней тянулись в неведомое невысокие коричневые холмы, нескончаемая гряда, этакие лунные горы. Ослы у буровой скважины выгибали шеи, пытаясь сорвать лист-другой со стелившегося по земле кустарника.

К зданию миссии подкатили несколько минут спустя. Водитель вылез из кабины, вытащил и поставил сумки.

— Можете дать мне три шиллинга, — сказал он.

— Охотно, — ответил Ральф. — Мы вам очень признательны.

Деньги перешли из рук в руки. Здание миссии выглядело приземистым, стены сверкали белизной в рассветных лучах. На столике на крыльце горела свеча. На глазах Элдредов ее затушили. Солнце поднялось над холмами во всем своем яростном великолепии короной чистого золота.

В здании обнаружилась различная мебель, оставленная их предшественниками, мистером и миссис Инстоу. Пыльные стулья с просевшими сиденьями, чья обивка вследствие продолжительного использования лишилась всякого рисунка и сделалась серой и лоснящейся. Несколько исцарапанных столов, пара книжных шкафов, увы, пустых, одинокая картина на стене — коровы шотландской породы, бредущие по ручью. Обстановку спальни составляли массивный трельяж с мутным зеркалом и комоды, чьи дверцы со скрипом распахивались, стоило кому-либо войти в комнату, и выставляли на обозрение темное нутро. Пахло в спальне средством от моли.

Сразу же пришлось привыкать к новым обязанностям. Новые проблемы, новые вызовы, человеческие и этические. Не было времени размышлять, некогда и не у кого было принимать дела. Минул месяц, прежде чем пришло письмо из Кларкенвелла. Впрямую никаких обвинений не выдвигалось, но в целом содержание письма оказалось весьма размытым, а в последних строках Элдредам желали успеха на новом поприще.

— Купер говорил, что назначение временное, — заметил Ральф. — Но ты обратила внимание, что здесь ни слова не сказано о возвращении? Хотя…

Он замолчал, глядя на жену, чья беременность благодаря ее природной худобе теперь буквально бросалась в глаза.

— Лучше тот дьявол, которого знаешь, — отозвалась Анна. — Как подумаю, что надо снова паковаться, мне плохо становится. — Она подошла к мужу, погладила того по руке, взъерошила ему волосы. — Все в порядке. Мы обустроимся.

Это будет нетрудно, прибавила она мысленно. Ничего необычного: ну, скорпион на кухне, ну, колючка под ногтем. В остальном же дни ничуть не отличаются один от другого.

Энок, мужчина без семьи, копался в огороде и прибирал двор; он оказался шалопаем и бездельником и имел склонность пропадать неизвестно куда. Кухарка Саломея обеспечивала миссию однообразной диетой: жгучее маисовое пюре с мясом, маленькие горькие апельсины с деревьев во дворе. После завтрака она стирала одежду и белье и мыла бетонные полы. Подобно большинству женщин, чья молодость осталась позади, за фигурой она не следила. Носила, как правило, лиловый комбинезон, подаренный ей мистером и миссис Инстоу, о своих прежних работодателях предпочитала не вспоминать. Наряд дополняли бесформенные тапки и шерстяная шапка. В шесть утра ее неизменно можно было застать на кухне — она зажигала плиту и ставила на конфорку чайник.

Миновал второй месяц, и воспоминания о прежней жизни потускнели. Дни, проведенные на Флауэр-стрит, все чаще мнились эпизодами из жизней других людей. Интересно, думала иногда Анна, что сталось с Коосом, забрала ли его полиция? И какова участь Дири и Розины? Кто был полицейским осведомителем, если таковой и вправду скрывался в их доме? Разум отказывался, впрочем, надолго сосредотачиваться на этих мыслях. Даже наилучшие воспоминания казались подпорченными, что ли. Она не могла вспоминать Флауэр-стрит без того, чтобы не думать о предательстве.

К восьми часам каждое утро Анна приходила в местную школу. Количество учеников постоянно менялось, а дети были самими разными, от малышей, едва способных удержать в пальчиках карандаш, до почти взрослых и потому дерзких девиц, что вязали и сплетничали на задних партах. Анна не пыталась призвать их к порядку, поскольку твердо знала, что они вяжут вещи, необходимые в хозяйстве. Мальчишки-ученики пропадали с уроков неделями, пася скот. Для них месяцы за кособокими партами год за годом сменялись месяцами на природе.