Хилари Мантел - Перемена климата

— По-моему, вам не следует оставаться одной. Вы не… В смысле, Ральф не объявлялся?

— Кто-то звонил, но я не стала подходить.

— Наверное, он до сих пор в больнице. Кит просила узнать, как там эта девушка.

— Мне плевать, — просто ответила Анна.

— Правда?

— Правда. С меня довольно.

— Я вас понимаю. Но, как мне кажется, вы на себя клевещете.

— Неужели? Дэниел, я вовсе не добрая душа. Не идеализируйте меня.

Дэниел помедлил.

— Возможно, это так — по вашим меркам, до которых большинству из нас никогда не дотянуться.

— По моим меркам, говорите… А вы уверены, что я сама до них дотягиваю?

Дэниел сменил тему.

— Вы ужинали? — спросил он деловито. — Хотя о чем я, нет, конечно. В доме очень холодно. Думаю, мне следует разыскать Ральфа. У вас есть телефонный номер больницы? Если я позвоню, они его отыщут и пригласят к телефону. Вам с ним говорить не придется, я сам поговорю. Выясню, какова ситуация, чем он там занят и что собирается делать…

— Не стоит. — Анна отвернулась. — Что касается девушки, я уже сказала, что мне все равно. Год за годом он притаскивал в наш дом этих жутких детей, отчаявшихся, безнадежных… — Она оборвала себя. — Ральф вернется домой, рано или поздно.

Анна вдруг прильнула к Дэниелу. Тот обнял ее за плечи. Она начала плакать.

— Я не выдержу встречи с ним. Ощущение такое, будто это я совершила что-то непотребное. Я не смогу взглянуть ему в глаза.

— Тогда вам не следует здесь оставаться. Позвольте я отвезу вас в Блэкни.

— К Джинни? Нет, уже поздно… Кроме того…

— Она не станет вас расспрашивать, вы же знаете.

— Дэниел, вы сами в это верите?

— Я оптимист, — сказал он. Его лицо было угрюмым и серым, словно он резко постарел за один вечер. — Тогда поехали в мою квартиру. Возьмите с собой самое необходимое. Лишняя кровать у меня есть. Вам будет удобно.

— Да, отвезите меня к себе, пожалуйста. Я хочу уехать отсюда до возвращения Ральфа. Я должна уехать. — Анна медленно направилась в глубь дома. — Буду готова через пять минут.

Складывая вещи — зубная щетка, ночнушка, перемена одежды, — она вспоминала полицейскую из Элима, которая растолковывала, что брать, а что оставить. Наверное, сейчас эта строгая женщина была бы кстати, уж слишком суетливо и беспомощно двигалась Анна, бесцельно водя руками по вещам.

Снизу донесся голос Дэниела, разговаривавшего по телефону:

— Нет, Кит, не думаю, что ей лучше поехать к тебе, иначе придется что-то объяснять Бекки, а твоя мать не в том состоянии… Слушай, я понимаю, но вам с Эммой надо потерпеть… Уже очень поздно, завтра все решим… Да, в Блэкни. Почему нет? Она хочет оказаться подальше от Ральфа.

«Строят планы насчет меня за моей спиной, — сказала она себе. — Как если бы я заболела и оказалась прикованной к постели. Или покалечилась. А разве не так?» Ей представилось, как они с Ральфом, два уставших, увечных животных, бредут вместе под ярмом, несут свое бремя, ходят кругами…

В машине она заплакала. Проулки были темными, с деревьев капало, в свете фар мелькали лужи. Путешествие длиной в полчаса растянулось словно на век. Холт выглядел заброшенным, лишь тускло светились витрины нескольких магазинов; дверь паба была закрыта. Дэниел припарковался, выскочил из машины, чтобы помочь Анне. Помощь ей действительно требовалась. Она бессильно повисла на его руке.

— Тучи расходятся, — сказал он, поглядывая на небо.

— Верно. — Анна потерла пальцами лицо, попыталась улыбнуться.

Дэниел позвенел ключами. Затем ночная тьма отхлынула под напором ослепительно яркого, жесткого электрического света. Анна кое-как поднялась по крутой лестнице, заметила сквозь стеклянную дверь смутные очертания чертежных досок.

— Нам на самый верх, — пояснил Дэниел.

— Вы очень добры, спасибо.

— Не стоит благодарности.

Лестница привела в просторную комнату с высоким потолком и с минимумом обстановки: стены голые, штукатурка намеренно содрана, потолочные балки на виду, пол тоже голый, натертый. На полу два темных лохматых пятна — циновки или коврики, с геометрическими узорами, неброского оттенка. Летающие ковры, подумалось Анне. Никакого нагромождения мебели, только разные приборы, которые так обожают молодые мужчины; окон нет, световой люк в потолке, сквозь него сочится ночь.

Анна постояла, оглядываясь.

— Кит никогда мне не рассказывала об этом.

— Для меня это способ быть снаружи, оставаясь внутри. Кит сюда заходила от силы разок-другой.

— Понятно. Я понимаю, о чем вы.

— Вам нравится?

— Очень. — Чем не способ избавиться от сложностей жизни? — А обогрев у вас есть?

— Есть, но хилый. Нельзя получить все сразу. Хотите умыться? — Анна кивнула. Села на кушетку, а Дэниел принес ей тазик с водой, вату и кремовое полотенце. Присел рядом, будто ее не следовало оставлять в одиночестве. — Теплая вода лучше всего. Если умываться холодной, лицо еще сильнее распухнет.

— Простите меня, Дэниел.

— Ерунда. Я всегда считал, что с друзьями выплакаться проще. Послушайте, Анна… Эта история с Ральфом… Это какая-то глупость. Помутнение рассудка.

— Вы так думаете?

— Я это знаю наверняка. Подобно порой случается с супружескими парами.

— Вы забыли уточнить — с супружескими парами средних лет.

— Думаю, прежде всего вам полезно отоспаться. — Он отважился на улыбку, забрал из ее пальцев мокрый комок ваты. — Утром примете решение, на свежую голову. Овощной открывается рано, сделаете себе огуречную маску. Или чайные пакетики на веки положите. У меня есть «Эрл Грей», «Ассам» и «Дарджилинг».

— Господи, Дэниел, сколько вы, оказывается, знаете о том, как утешать женщин!

— У мамы научился.

— После смерти вашего отца?

— Нет, в основном до. Меня натаскивали много лет, с самого детства фактически. Мы с нею оставались дома одни, и она заливалась слезами. Целые ведра слез. Бочки. Океаны. Так что, — его голос чуть дрогнул, — мне пришлось научиться утешать.

Анна выпрямилась.

— Хотите сказать, это было всякий раз, когда ваш отец… гм… уединялся с Эммой?

— Ну да.

— Джинни всегда казалась мне сильной. Хладнокровной.

— Открою вам секрет: помогали чайные пакетики и огуречные маски. А еще моей матери свойственна некоторая ветреность, этакое туповатое легкомыслие. Потому вы и не замечали. Она тщательно все скрывала, хотя Эмма разбила ей сердце.

Анна взяла Дэниела за руку. Чуть погодя он проговорил:

— Самое время выпить. Будете бренди, Анна? Он согреет вас изнутри.

Принес стакан, налил. Спиртное и вправду согрело, растеклось по жилам, притупило чувства, затронуло те уровни восприятия, о существовании которых Анна не подозревала.

— Пожалуй, стоит попробовать напиться. Я раньше никогда не напивалась. Понимаю, что люди в этом находят.