Вдребезги

От чая София отказалась, но теперь жалела об этом. И, не зная, чем занять руки, то принималась нервно теребить край выданной ей здесь пижамы, то до боли вцеплялась в подлокотники кресла. Карл, наблюдая за этими хаотичными движениями, снова пододвинул к ней пачку, и она поспешно выдернула из нее сигарету, жадно затянулась.

– Да. Ненавижу.

– А насколько ты его ненавидишь? Представь себе, что мне удалось его найти? Что я привез его сюда и поставил перед тобой? Что ты сделаешь?

– Я убью его, Карл…

– А как ты его убьешь? Бросишься с кулаками? Хорошо, представим, что я дам тебе ружье? Ты выстрелишь ему в голову?

София, чувствуя, как дрожит все внутри, как с воем улетает в черную воронку окружающий мир, ткнула тлеющую сигарету в пепельницу.

– Не… Нет!

– А почему? Тебе неприятно будет смотреть, как разлетаются по комнате его мозги? Тогда что ты сделаешь? Прострелишь ему ноги?

– Не знаю… Может быть.

– Значит, тебе хочется, чтобы он страдал? Но раньше ты говорила, что никогда не испытывала удовольствия, причиняя боль другим. Ты и его ни разу пальцем не тронула, несмотря на все издевательства. Так что изменилось?

– Я хотела бы, чтобы он почувствовал все то, что чувствовала я, Карл. Страдал так же, как заставил страдать меня.

– Хорошо, допустим, ты бы поквиталась с ним, – произнес Карл. – Что дальше? После ты все-таки убьешь его?

– Не знаю. Я… Нет. Не убью.

– Почему?

– Потому что… – слова давались ей с трудом, выдирались изнутри с болью, как в первые дни, когда речь только-только начала возвращаться. – Потому что я люблю его, Карл. Несмотря ни на что. Люблю…

– Значит, любишь… Но любишь ли? Что такое любовь в твоем понимании? Эмпатия?

– Я не знаю! Ты сбиваешь меня с толку этими своими научными терминами. Но я чувствую его. Даже находясь в этих стенах, знаю, о чем он думает, вижу, как он по утрам с отвращением рассматривает в зеркале собственное поблекшее лицо. Да, я люблю его, люблю настолько, насколько вообще способна испытывать это чувство.

– И ненавидишь?

– И ненавижу, – подтвердила София.

– Подытожим, – произнес Карл, снимая очки и начиная протирать их клетчатым носовым платком. – Ты одержима яростью, твой зверь жаждет крови. И эта жажда тебе же доставляет невыносимые страдания, потому что, несмотря ни на что, ты любишь человека, которого желаешь уничтожить. Все верно?

– Верно, – отозвалась София, закуривая новую сигарету.

– А что, если ты попробуешь не потерять себя во гневе? Последовать за светлой стороной, даже если тьма манит тебя. А она манит, я знаю. Как считаешь? Ты сможешь? Или не сможешь?

– Карл, я снова перестаю тебя понимать, – раздраженно бросила София. – Идея борьбы света и тени меня не волнует.

– Хорошо, я спрошу четко и ясно. Если ты выйдешь отсюда и доберешься до него, ты убьешь его, Софи? Ты сделаешь это?

– Нет, – твердо выговорила София. – Я ведь уже сказал тебе – нет, не убью. Не смогу. По-моему, мы ходим по кругу, эти наши с тобой бесконечные диалоги кажутся мне бессмысленной тратой времени.

– Значит, не убьешь, – медленно повторил Карл, напряженно вглядываясь в ее глаза. Затем кивнул каким-то своим мыслям и придвинул к себе толстую папку, в которой, как уже знала София, заключалась ее история болезни. – А я, пожалуй, соглашусь с тобой, ходить по кругу действительно не имеет смысла. Ты – на удивление цельная натура, Софи. А потому, полагаю, тебя пора выписывать. Больше тебе здесь делать нечего.

София вздрогнула от неожиданности, подняла голову и взглянула на Карла. Лицо его было непроницаемо, но в льдистых глазах, как ей показалось, сверкнуло какое-то опасное веселье. Что это значило? Почему он вообще принял такое решение? Ведь еще с утра ничто не предвещало, что Карл решит отпустить ее из этой комфортабельной тюрьмы. Означало ли это, что он давно шел к этому решению и считал ее лечение оконченным? Или в нем взыграло его не один раз декларированное «любопытство» и он просто захотел поставить на ней своеобразный эксперимент, посмотреть, чем обернется эта бушующая в ее душе ярость?

В любом случае, чем бы ни было вызвано его решение, Софии оно играло только на руку.

– Значит, я могу идти собирать вещи? – осторожно, все еще не веря в реальность обретенной свободы, спросила она, поднимаясь с кресла.

– Не торопись пока, несколько дней уйдет на то, чтобы подготовить все бумаги, – улыбнулся Карл. – Опротестовать признание тебя недееспособной и снять поставленный ранее диагноз. Но в целом можешь считать себя свободной. Я тебя более не побеспокою, если ты, конечно, сама не захочешь еще что-то со мной обсудить.

– Это вряд ли, – со смешком отозвалась София.

Карл за эти недели основательно поковырялся в ее голове, и она уверена была, что снова почувствовать себя выпотрошенным лабораторным зверьком ей никогда больше не захочется.

Порыв ветра взметнул лежащие на столе террасы листки с записями доктора Густавсона, и София жадно вдохнула прохладный, пахнущий дождем воздух. Воздух свободы.

Что же, значит, с неволей было покончено. И теперь уже ничто не мешало ей осуществить то, что она так долго обдумывала все дни в заточении.

Медленно поднявшись из осточертевшего кресла, она направилась к двери. И, прежде чем вышла в коридор, успела еще услышать, как Карл, собирая разметанные по столу листки, говорит негромко, ни к кому не обращаясь:

– В конце концов, кому дозволено знать, кто более опасен… Человек, причиняющий боль другим бессистемно, по прихоти, или тот, кто сознательно следует своей цели…

«Новость дня! – кричал газетный заголовок. – Восходящая звезда Голливуда Шерилл Кент и прославившийся ролями в популярных сериалах турецкий актер Беркант Брегович были замечены вместе на отдыхе в отеле «Акра Барут» в Анталии. Под заголовком шла нечеткая, явно снятая издали фотография, на которой сам он, Беркант, сидел у бассейна на краю шезлонга, а Шерилл возлежала рядом, уложив свои ухоженные ножки ему на колени.

Беркант придирчиво рассмотрел снимок и пришел к выводу, что он ему нравится. Фигура его на фото получилась стройной, подтянутой, и лицо хорошо было видно – никто не скажет, что это фотошоп. Шерилл же вообще была обворожительна – рассыпанные по плечам светлые волосы, бесконечные ноги, крошечное бикини. А главное, она тоже была вполне узнаваема. Конечно, от того, что его в статье обозвали всего лишь «актером, прославившимся ролями в популярных сериалах», брала досада, но Беркант рассудил, что, по существу, в этом нет ничего страшного. Главное, что его физиономия появилась в газетах рядом со всем известной американской старлеткой. Если после этого на него не посыплется ворох заманчивых предложений, значит, он ни черта не понимает в кинобизнесе.