Захария Станку - Ветер и дождь

— Я не знаю, про что вы толкуете. Я знать не знаю никакого Бербекару. Какое все это имеет ко мне отношение? Я понятия не имею ни о каком Бербекару…

Еще несколько раз в течение недели к ней в камеру приводили Ольгу и Алину. Они все пытались ее уговорить, но она держалась стойко. Убедившись, что зря теряют время, Ольга и Алина решили воздействовать на нее другим способом:

— Ну хорошо, мы раскроем тебе все карты. Да, мы не вытерпели пыток. Мы все рассказали. И выполняем теперь их задание. Но подумай о том, что будет на суде. Ты будешь все отрицать, а мы все расскажем. Мы скажем, кто ты… Что же будет? Ты только погубишь себя и других товарищей. А ведь самое главное — это как-то пережить тяжелое время. Додумай!

— Я вас не знаю и знать не хочу. Я не знаю никакой ячейки и понятия не имею, о чем вы тут толкуете. Я не знаю никакой партии. Чего вы от меня хотите?

На суде она держалась точно так же и все отрицала. Это не помешало военному трибуналу приговорить ее к пяти годам тюрьмы. День победы застал ее в женской тюрьме «Мисля».

У мира нет границ.

Границы есть у жизни.

У мира нет границ…

Клементе Цигэнуш первую ночь спал спокойно. Наутро он выглядел уже совсем не так, как вчера вечером. Даже выражение лица у него было другое. Он держал в руках руку Сармизы и играл ею, как это делают маленькие дети. Время от времени он целовал пальцы Сармизы с нежностью, которую вряд ли кто-нибудь из знавших этого человека мог в нем заподозрить. На пальцах Сармизы были заметны следы давних ожогов.

Роза Калеб тоже была в палате. Она собиралась сделать больному очередной укол.

Цигэнуш сказал:

— Сарми, ты знаешь, о чем я подумал?

— Откуда мне знать? Я ведь не умею читать мысли.

— Я подумал о том, что ты любишь танцевать. Ведь верно?

— Верно, люблю.

— Ведь из-за этого мы и познакомились. Верно?

— Да. Это было в Галаце.

— А потом мы с тобой встречались и в других местах и там тоже танцевали. Верно?

— Да. Но я не понимаю…

— Чего?

— Что ты хочешь сказать? Ты начал: «Я подумал…» О чем ты подумал?

— Я подумал о том, что мы с тобой еще будем танцевать.

— Как?

— Ну, уж это моя забота. Но я обещаю тебе: мы еще будем танцевать.

Неожиданная встреча с Розой Калеб, посещение больницы, где лежал Клементе Цигэнуш, мучительные и горькие воспоминания, вызванные встречей с Розой, — все это выбило меня из колеи. Я вдруг почувствовал, что безумно устал. Едва очутившись в комнате, которую мне отвели в уездном комитете, я лег и сразу же заснул тяжелым сном, словно провалился куда-то в небытие. Приходил Орош и снова ушел. Но я ничего не слышал. Обычно я просыпаюсь от малейшего шороха, но на этот раз спал как убитый.

Проснулся я на рассвете и услышал вой ветра. Кровать Ороша была не застелена. Значит, он ночевал здесь. Я встал и, подойдя к окну, увидел почти черное небо, ветер гнал облака, и похоже было, что вот-вот снова на землю обрушится дождь. Я решил побриться, достал бритву и зеркальце. Из зеркала на меня глянуло желтое, похудевшее лицо измученного, больного человека. У меня ничего не болело, и все-таки я выглядел больным. Может, я и в самом деле болен? Ведь так много болезней, которые обнаруживаются слишком поздно. Может, и меня уже точит такая болезнь, а я еще ничего не знаю? Нет, нет… Это все страхи. Я чувствую себя хорошо. Я здоров, совершенно здоров.

Одеваясь, я забыл о своих мрачных мыслях и думал только о том, что мне предстоит сделать за день. Вы заметили, как быстро рассеиваются мрачные мысли, если у вас впереди много дел?

Выходя из комнаты, я столкнулся с Орошем. Мы вместе вошли в его кабинет, и он тотчас же окунулся в привычную деятельность — звонил куда-то по телефону, назначал какие-то встречи, записывал что-то в свой блокнот. У него не было времени даже на то, чтобы поднять голову. Он так ни разу на меня и не посмотрел. Но вот он ответил кому-то по телефону:

— Что нового в Блажини? Все хорошо? Не беспокойтесь, товарищи, мы вас не забыли. Да, он приедет. Через два-три часа он будет у вас…

Я понял, что речь идет обо мне. Значит, мне предстоит новая дорога. Орош повесил трубку, взглянул на меня и озабоченно спросил, не заболел ли я.

— Нет, нет, все в порядке, я чувствую себя прекрасно. А что нового в уезде?

— Новости есть. И плохие и хорошие. Я рад, что до выборов осталось всего двадцать четыре часа. Наконец-то приближается тот долгожданный день, ради которого мы так стараемся: еще двадцать четыре часа, только двадцать четыре часа… Хотя иногда и двадцать четыре часа могут показаться длиннее года.

— Как вы думаете, избиратели придут голосовать?

— Думаю, что в селах процент голосующих будет большой. Несмотря на погоду. Погода, скорее всего, будет скверная. На севере, в Осике и у подножия гор, уже сейчас идет дождь со снегом. Такое не часто бывает в это время года. Дождь со снегом…

Меня не очень интересовала погода. Я думал о людях.

— Вероятно, не обойдется без инцидентов?

Орош усмехнулся:

— Разумеется. Инциденты будут. Но я принял меры. Провокаторов утихомирят.

— А если они не утихомирятся?

— Тем хуже для них.

Мне не понравилась эта фраза. Но я не стал углубляться в эту тему. Орош познакомил меня с последними распоряжениями, полученными из Бухареста. Нам принесли два стакана горячего чая и по кусочку черствого хлеба. Мы выпили чай и съели хлеб. Такой завтрак стал для меня уже привычным. Когда от хлеба не осталось ни крошки, я спросил:

— Куда мне сегодня?

— Я думал, ты уже и сам догадался, — сказал Орош. — Надо ехать в Блажинь. Там будут голосовать и кулаки из Темею. Мне сообщили, что они готовят какое-то выступление. Я уже принял меры. Сообщил куда следует. Однако не худо, чтобы и ты оказался там, особенно в первые часы голосования. Если кулаки попробуют выступить, они это сделают утром.

— Ты уже принял меры? Какие меры? Уж не распорядился ли ты кое-кого арестовать?

Орош внимательно посмотрел на меня и сказал:

— Не беспокойся. Никто не арестован. Я принял другие меры — превентивные. Не беспокойся, законы мы соблюдаем. Но неужели ты хочешь сидеть сложа руки и спокойно ждать, пока они нас кастрируют?

— Нет, конечно. Но какие тут могут быть превентивные меры? Что это значит?

— Это означает, помимо всего прочего, что тебе нужно немедленно ехать в Блажинь. Поговори с людьми. Разъясни им еще раз то, чего они не понимают. Если увидишь на месте что-нибудь важное, немедленно звони мне.

— Ладно. Еду. В Блажини буду действовать смотря по обстоятельствам. Попробую все-таки обойтись своими силами…

— Я в этом не сомневаюсь. Ты поедешь на нашей машине. На всякий случай я дам тебе провожатого — одного из Гынжей, помнишь, того блондина, который сопровождал нас в Осику.