Валерий Лаврусь - Гималаи. Добрый пастырь Вовка Котляр

Мы пришли заселяться, а в коридоре на стуле плакал пожилой немец… Шутки в сторону — высота ушла за 4000, и некоторых горняшка бьёт наотмашь.

Переоделись, обтёрлись, пообедали.

Вова повёл нас на акклиматизацию в посёлок и выше, в горы.

Иногда путешествие в горах, перемещение в пространстве совершенно неожиданно становится перемещением во времени. Мы шли по деревне, смотрели по сторонам, и если бы не яркие синтетические куртки, не цветные резиновые сапоги аборигенов, можно было бы подумать, что мы перенеслись в далёкое средневековье. Вон сушится кизяк на камнях. Вон дом из камней, без окон, электрических проводов и прочих цивилизационных признаков. Вон на лошади везут сено для яков. А вон семья: муж и жена обычной деревянной сохой на яке распахивают огород под картошку. И никакой механизации! Ни-ка-кой! Для неё нужен бензин, а его сюда можно доставить только на яке. Так не проще ли использовать яка напрямую?

Средневековье средневековьем, а вайфай в обеденном зале был! Обычная мобильная связь там никакая, а вайфай — пожалуйста. Шесть долларов за двести мегабайт. Вернувшись с прогулки, я, возжелав общения с близкими, купил карточку, и потом долго матерился. Этот нехороший андроид, как конь, почуявший воду, кинулся обновлять приложения, высасывая драгоценные мегабайты, а я всё никак не мог остановить нежелательный процесс… А ещё аборигены (губы сами шевелятся, выговаривая нехорошие слова) потихоньку отключали вайфай-роутеры прямо из розетки, при этом картинно пожимали плечами и, кивая на окно, говорили: «Погода плохая… спутников не видно!». Про спутники они, конечно, врали. Но погода действительно портилась и ближе к ночи разразилась грозой со снегом.

Уже потемну, выйдя на улицу подышать, я обнаружил заснеженную безмолвную затерянную в горах и в вечности деревню.

Горы…

Тишина…

Ночь…

Неожиданно поймал себя на мысли, что не помню, какое сегодня число… и какой день недели — тоже не помню…

Хорошо! Хорошо, когда ты немного сумасшедший. Да, Вова?

— …Вова! Несмотря на то, что к этому моменту тебе исполнилось двадцать два года, «романтизьму» в тебе не уменьшилось ни на грамм, ни на йоту?!

— Да я вообще боюсь, что это никогда не пройдёт! Честно, боюсь, Палыч. Потому что это какой-то такой страшный двигатель, который мешает сидеть на попе ровно… Мне все говорят, это же ненормально!

— Ой, да ладно… Перестань! «Нормально — ненормально»… Ты же видишь, что за люди приехали сюда, в Непал… Да, разные. Есть молодёжь, которая ни фига не поняла, зачем сюда приехала. Есть я, есть Галя… Но всех нас никак нельзя назвать нормальными людьми.

— Ну да… Когда мне в горах говорят: «Ты крэйзи!», я отвечаю: «Ага… Но если ты в горах, ты тоже крэйзи!».

— Вот как можно потратить две недели отпуска на такое? Это я про нас. Если честно всё рассказать, а я всегда стараюсь писать честно, не врать (не кошмарить, но и не врать!) … Страшно не люблю читать, когда кто-то начинает описывать свои геройства… Так вот, уже в первый раз попытавшись подняться на Эльбрус и поднявшись туда, я понял, как это трудно… Это жутко трудно. Страшно трудно! Но опять мы едём в горы…

— Погоди, Палыч… Я так скажу… Когда я первый раз ходил на Эльбрус в восемнадцать лет, мне было ужасно плохо. Я, пардон, заблевал весь склон. Мы поднялись на Восточную вершину, и я был в ужаснейшем состоянии. А когда спустился… У меня есть хороший друг детства Коля Чернов, ещё со времён подростковых военно-патриотических клубов… так вот, он меня спросил: «Ну как, Вова, как тебе Гора?» Я сказал… причём он дословно помнит, что я сказал, я не помню, а он… так вот, оказывается, я сказал: «Гора хорошая, но я больше туда хер пойду. Одного раза хватит. Харэ!».

А потом туда больше сотни раз поднимался… И поначалу высота мне давалась тяжело. Ведь я, когда начал жить в палатке на Эльбрусе, специально на гору часто ходил, мне реально плохо давалась высота, и я хотел к ней привыкнуть. Кстати, ощущения от морской болезни и от горняшки примерно одни и те же. У меня, по крайней мере…

— А я по себе сказал бы… ощущение похмелья. Страшного, жуткого, когда у тебя всё болит, всё внутри трясётся, жрать не можешь… и сердце стучит, как… как…

— Ага! Умирает организм! (Смеётся.)

— Да-да-да! Похмелье! Жуткое! И всё же ты видишь перед собой двоих ненормальных. Одной под пятьдесят, другому за пятьдесят, и они все равно ТУДА прутся… Причём знают! Уже знают! Они же не первый раз… Знают: будет херово, и, тем не менее… Поэтому, Вова, чего тут говорить о нормальности?

— Ты знаешь, Палыч… Я как-то услышал интересную фразу: «Альпинизм — это хорошо. Но потом». А сначала: горняшка, больные головы, отёки, выбитые колени, мозоли…

Утром у Резановой обнаружилась мозоль. На большом пальце правой задней. Вот и пригодился мой обыкновенный «советский» пластырь. Пока заматывали, чтобы не сорвать мозоль раньше времени, пришёл Равиль и, наблюдая процесс, задумчиво поинтересовался, чего это мы такое делаем?

— Галина Викторовна прохудилась… дырка у ей в ноге, постоянно сдувается… Вот, клеим…

— Я сам прохудился и постоянно сдуваюсь, — расстроенно заявил Равиль.

— Так ты же через другое отверстие?

— Через то вообще свистит постоянно!

— Мужики! — оборвала нас Резанова, натягивая носок.

А чего обрывать? Метеоризм достиг космических масштабов. Иногда возникало ощущение — работающего внутри газогенератор. Вода что ли у них такая?

Вчера везде цвели рододендроны… А сегодня группа шла по снегу, и вокруг на мохнатых толстых лапах топтались пухлые серые облака. У Резановой по подтаявшему снегу скользили ботинки, её всё время приходилось страховать за рюкзак, от этого шёл я в постоянном напряжении. Группа растянулась. Традиционный авангард: Денис, Влад и Намгель — ушел на полкилометра вперед. Арьергард в лице слуги покорного, Резановой, Равиля и Володи — всё больше отставал. Артём поначалу примкнул к нам, но потом, устав останавливаться и дожидаться, отправился догонять Намгеля. Ближе к очередному мосту вышли на склон горы, и тут Резанова неожиданно, я чуть не врезался в неё, встала:

— Чуешь? — она потянула носом воздух. — Свежим булочками с кофе запахло…

Кофе ей, с булочками… Блин! Лучше бы ей кошки на ботинки. Взмок весь придерживать… Я принюхался… Ведь глюки же… Какие ещё булочки… Но нет… действительно, тянуло слабым, едва ощутимым, но всё же вполне явственным ароматом то ли корицы… то ли ванили… чем-то булочно-кофейным.