Иван Вострышев - Зимой в Подлипках

У Насти приятный, нежный голосок. Он льется свободно, без напряжения.

«А счастлив ли я?» — думает Константин. Ему никогда в жизни не было так хорошо, как сейчас. Не потому ли, что его выбрали председателем колхоза? Нет, он не тщеславен. Тут что-то другое. Может быть, потому, что много лет жил он на чужбине, а теперь вернулся в отчий дом? Или потому, что сейчас рядом с ним сидит жена, о которой он скучал все эти дни? Но ведь она только что сказала ему, что проживет в Подлипках два-три дня и затем вместе с Леночкой опять уедет в Москву. А в начале мая они приедут к нему на все лето… Впрочем, лучше об этом не думать. Лучше слушать Настю. Она уже не отводит глаз в сторону, смотрит прямо. Из ее больших черных глаз струится в зал душевное тепло и, кажется, тихая грусть…

Чем-то она напоминает Светлану. Кажется, черными стрелами бровей. На верхней губе у Светланы тоже темнеет пушок. А больше никакого сходства нет.

Настя улыбается кому-то. Может быть, Ане? И на щеках у нее появляются ямочки. И сразу же весь облик ее преображается: глаза сияют дружеской лаской и задушевностью. В уголках ее тонких красивых губ появляется что-то по-детски застенчивое и наивное.

Константин думает о том, что у Насти есть «милый», о котором она поет. Есть не только в песне, но и в жизни. Может быть, он сейчас смотрит на нее из этого зала? Может быть, это Леша Курдюмов, который сидит в двух шагах от нее?

Однако, что же отвечают Насте кудрявые яблоньки?

Не ахти какая песня — доморощенная, а волнует, трогает сердце. От нее и мысли роятся. Константин думает о том, что самое удивительное в колхозной деревне — это ее люди. И старые, и молодые. И мать Акулина, и племянница Аня, и Матвеи Белов, и Коля Носков. Ласкин уверен, что не кто другой, как именно Коля Носков, заменит его на свиноферме. А Настя! Она всего лишь учетчица молока на ферме. А какой богатый внутренний мир у этой девушки!

Может быть, этот парень и есть Курдюмов. Что ж, парень он хороший. Они стоят друг друга. Леша на днях уедет на курсы механизаторов-кукурузоводов. Кто знает, может быть, через два-три года он прогремит на всю страну, как Александр Гиталов?!

Вот и кончилась песня. Настя кланяется залу. Лицо ее озаряется белозубой улыбкой. И тотчас же она уходит со сцены. Вслед за ней скрывается в библиотеке и Леша Курдюмов. Зал бурно рукоплещет им.

Валя Борисова объявляет:

— Вечер окончен!

Здесь автор решил оборвать свои записки. Затянулись они!

Поставил автор точку и задумался: а вдруг найдется любознательный читатель, который захочет узнать, что потом произошло в Подлипках, какова дальнейшая судьба героев повести? Что ему сказать? Ведь вперед загадывать трудно. И все-таки кое-что предвидеть можно.

Ясно, что жизнь в Подлипках теперь пойдет к лучшему. Константин Ласкин будет хорошим хозяином в колхозе. Жена и дочка, конечно, будут жить с ним. А то как же?!

Акулина Ласкина на покой не уйдет. Она теперь словно помолодела. И сил будто бы у нее прибавилось. Время ли ей теперь отдыхать? Неугомонная натура! Разве только болезнь свалит ее в постель.

А что будет с Аней? Что будет с ее мечтой стать лучшей дояркой в колхозе? Устоит ли она под натиском свекра и свекрови — этих заскорузлых стяжателей? Конечно устоит. Не исключена возможность, что именно она будет работать на «елочке». Недавно Аня провела очередную беседу с доярками. Беседа прошла хорошо. Дояркам, сохранившим всех телят, правление колхоза решило выдать премию. Эту весть Аня первая принесла на беседу и порадовалась вместе с подругами…

А Коля? Он теперь временно работает на свиноферме вместо Константина Ласкина. Как-то не верится, что он станет свинарем. Что ж, поживем — увидим. Каких на свете чудес не бывает! Может, случится, что через год-другой односельчане выберут знатного свинаря Николая Корнеевича Носкова депутатом в Совет трудящихся…

А Зина? О ней нет никаких вестей. Как уехала в Москву, словно в воду канула. Только слух прошел, что она на Дальний Восток махнула…

Старики Носковы приуныли. Ни Аня, ни Коля их не слушают. Что им ни говори — они на своем стоят. А тут еще беда стряслась. Привезли Корнею братья Титовы водопроводные трубы. Привезли вечером, а утром нагрянула к Носковым милиция: «Откуда трубы?» Протокол составили. А потом во дворе в копне сена кровельное железо нашли: «Где покупали?» И это в протокол…

А Настя Цветкова по-прежнему принимает молоко на ферме. Ее выбрали членом правления колхоза. Она пишет стихи и поет грустные песни.

Леша Курдюмов уехал на курсы механизаторов-кукурузоводов. Уезжая, клялся: «Кровь из носа, а кукурузу оседлаю!»

Матвей Белов ходит по деревне именинником: его тоже в правление колхоза выбрали.

Пьяницу Блинова сняли с работы. И он запил еще сильнее. Тогда жена Устинья решила развестись с ним и подала в суд. Это отрезвило ветеринара. Надолго ли?

Над Аксюткой Толстогубовой кто-то подшутил — подослал к ней милиционера в тот самый вечер, когда она самогон курила. Только что закапал первач, а милиционер тут как тут. Отобрал змеевик и оштрафовал Аксютку на пятьсот рублей. То-то шуму было в Подлипках в тот вечер!

А Карпов? Что с ним?

Сдав дела Ласкину, Фрол Кузьмич уехал в Заречье и сидит теперь дома. В Подлипки не показывается. Ведет себя солидно. Что ни говори — номенклатурный работник. Говорят, назначают его начальником пожарной охраны всего района. Ух какой будет брандмейстер — только держись!

На днях заезжал в Подлипки Ключников. Он теперь первый секретарь райкома. Часа два просидел в конторе с Ласкиным. От него Константин узнал, что Капустин в райисполкоме больше не работает. Подался на учебу.

Прощаясь с Ласкиным, Ключников сказал ему:

— Завидую я тебе, Константин Иванович! У тебя живое дело — увлекательное, захватывающее! Желаю тебе успеха в работе и счастья в жизни!