Сергей Носов - Закрытие темы [сборник]

Странно было не видеть знакомых лиц. Ни одного старого друга. Все другие, другие. Её. Он плохо сходился с людьми, не умел. Правило, подтверждённое исключением.

Елена Глебовна так и не увидела мальчика. На кладбище его не взяли. Она не могла представить, что Михаил похож на отца. На Алексея, на себя не похожего.

– Леночка. Попробуйте-ка, докажите.

– Пожалуйста. Чем меньше женщину мы любим, тем?…

– Тем легче! Вот видите, знаю, знаю! Тем легче, а не больше мы нравимся ей. Меня не проведёшь на мякине.

Отец Алексея. Михаил Алексеевич. Весёлый. Весёленький. Приглашает её танцевать. Свадьба. Их. Свадьба в кафе на улице Мытнинской. Игнатенко роняет торт. Молодые.

Елена Глебовна по городу ходит. Город построен поляками. Красивый город. Узкие улицы и виляют. Незнакомая речь. Вывески. Не прочесть. Куда ни пойдёшь, заколдовано всё, попадёшь опять на вокзал.

Долго ли Елена Глебовна спала, она бы сейчас не смогла ответить. Вероятно, минут двадцать, а может, и все пятьдесят. Елена Глебовна не сразу вспомнила название станции – Даугавпилс. В купе не было никого. С платформы доносились невнятные голоса, кто-то фальцетом звал кого-то, а потом сам бежал, звучно, словно был в сапогах, топая по перрону.

Елена Глебовна виски трогала. Было муторно, тяжело. Всего более устало почему-то лицо – неузнаваемо неуютное, горячее, горевшее, будто кожа чья-нибудь пересаженная, несовместимой Алисы какой-нибудь, не хотела, не умела прижиться. С мыслью о зеркале Елена Глебовна вышла из купе, и, хорошо помешал ей Леонид-помощник, она могла б себя испугаться.

Столкнулись в проходе. Проводник стал объяснять, в чём дело. Он бровями шевелил, не иначе как нервно. Елена Глебовна растерянно слушала. Нет билетов. Перейти в соседний вагон. Аж дошёл до шестого, и никто не берёт (а могли бы, могли). Вот в соседнем, там проще. Видеосалон там. Там фильмы крутят.

С некоторых пор в некоторых поездах на усладу томящимся полуночникам крутят фильмы в салонных вагонах, обустроенных заботами кооперативов.

Шёл февраль девяносто первого года.

Помогал надеть пальто.

«Ангел», – подумала Елена Глебовна.

– А где ваш товарищ?

– Разгружает. Идёмте.

Леонида-за-Старшего она увидела, когда шли по перрону, он действительно разгружал – с той же, как и тогда, церемонностью. Елена Глебовна помахала рукой. Леонид-за-Старшего отвечал ей сдержанно, по-мужски, головы наклоном, словно хотел напомнить о конспирации. «Не смотрите, идите», – уверенно управлял Еленой Глебовной Леонид-помощник.

В девятнадцатый «видео» Елена Глебовна препровождена была через восемнадцатый плацкартный; дверь из «видео» на перрон загораживал ящик с углём.

Тут Елену Глебовну перепоручил её провожатый иным людям, – вид у них был отчётливо предпринимательский, – и, попрощавшись, ушёл, не дослушав слов благодарности. Елена Глебовна всё ещё улыбалась растроганно, а в глазах уже появилась тревога: ей здесь не нравилось.

Проходной закуток от собственно салона отделялся незамысловатым занавесом из двух одеял. Здесь горел ночничок, едва освещая стол и очень широкое, размером почти что с купе, безусловно, трёхместное ложе: по-турецки сидела на нём девица в спортивном костюме и бесстрастно зевала. По ту сторону занавеса было темно. Там шёл сеанс. Доносилась негромкая музыка и громкие нежные вздохи, порывисто-томный, долженствующий, по-видимому, возбуждать (но, однако, не Елену же Глебовну) лихорадочный стон. Всё поняв, представила Елена Глебовна, что ждёт её этой ночью.

– С вас тридцать один рубль, – привычным тоном пробурчал один из хозяев, с трудом протискиваясь между постелью и столиком. – Ладно, тридцать, рупь скостили.

– Интересная сумма. – Елена Глебовна доставала деньги из кошелька. Спросила: – Тариф?

– Четвертной за проезд и три сеанса по два рубля. Всё правильно. Рупь простили.

Можно было прочесть, если напрячь зрение, что написано на листке, приколотом над постелью. Предлагалась ночная программа:

«Девушки-виртуозы». – Эротика.

«Две американки в Швеции». – Плотная эротика.

«Четыре шведки в Нью-Йорке». – Плотная эротика. (Плотнее, чем «Американки».)

– До скольки же вы работаете?

– До утра. До шести.

– До шести? – воскликнула Елена Глебовна. – Это ж чокнуться можно. Вы думаете, мне интересно? Я туда не хочу. Я тут останусь. Вот место есть.

Сидящая по-турецки отрезала:

– Нет.

– Нет, – сурово произнес хозяин салона. – Ничего у вас не получится. Нельзя. Тут – мы. А вас без билета контроль накроет. Не хотите смотреть – сидите дома. А пришли, так идите. Идите и смотрите, что вам показывают.

Елена Глебовна прошла за одеяло, в темноту.

Был мягкий вагон. За спиной у неё висел телевизор. В креслах люди сидели, мерцая обращёнными к экрану лицами. Поезд тронулся и, медленно пробираясь по загруженному вещами проходу, почувствовала Елена Глебовна, что сейчас глядят на неё, словно сравнивают её, представительницу здешнего мира, с бесконечно нездешними, идеальными, теми, контрабандно явленными нам с полузатёртой видеоплёнки.

Елена Глебовна села и увидела то, что ожидала увидеть. Она никогда не посещала такого рода салонов, но была много наслышана. Так всё и было. Показывали. Только это не всем нравилось. Вызывая порывистый гоготочек, подавался время от времени расслабленный женский голосок: «Ой, ужас какой, ой, ужас какой!..» – бедняга не знала, что фильмы-ужасы демонстрируются днём, на них допускаются дети.

Елена Глебовна стала рассматривать пассажиров. К своему удивлению, она обнаружила, что не самая старая здесь. Напротив, как бы была она молодёжь. Среди прочих бабки сидели да дедки – самые наши обыкновенные люди. Бабки охали иногда сокрушённо, а дедки ёрзали и кряхтели. Елена Глебовна догадалась в чём дело: это были такие же безбилетники. Оттого и вещи в проходе.

Рядом с Еленой Глебовной сидел, к её неловкости, молодой человек, можно сказать, юноша. Кажется, он был разочарован демонстрируемым. Это только для таких, как Елена Глебовна, всё в диковинку. Вот так, подумала, а завтра я тебе про Толстого и Достоевского буду… Заметив, что на него сбоку косятся, юноша повернулся к Елене Глебовне и спросил дерзко:

– Вы что-то сказать хотите?

Елена Глебовна уставилась на экран, испугавшись. Ну его к чёрту. Ещё подумает что.

Фильм был непонятно чей. Одно ясно: не наш.

Девушки-виртуозы ехали в открытом автомобиле (уже одетые) и беседовали по-английски. Море было вроде бы Средиземное. А титры были, должно быть, японские. Или китайские. Иероглифами. Незримый переводчик бубнил по-русски, но утомлённый слух Елены Глебовны отказывался различать плохо записанные на плёнку слова. Да и мало слова здесь что значили. Слов было немного. Елена Глебовна вздохнула тяжело. Виртуозки нежились на нудистском пляже. Из вод морских выходил, играя мускулами, сладострастный купальщик, а у нас вот февраль, у нас мороз, подумала Елена Глебовна.