Елена Скрябина - Дом

В 1941 году умерла Елена Константиновна. Спустя некоторое время Николай Васильевич женился второй раз.

«Рядом с их домом в Уютном процветал и расширялся дом отдыха „Сокол“. Руководству „Сокола“ полюбилась территория с плодоносящими деревьями, да и сам дом! Поле долгой осады они получили и дом, и сад. Взамен построили Николаю Васильевичу дом в Судаке, далеко от моря», — писал в одном из писем мне внук поэта, Сергей Львович Черкашин. Он бережно хранит семейный архив — сотни фотографий, документов, стихи Николая Лезина. Жизнь поэта по крупицам, по жемчужинам собиралась мною, но хранит еще немало тайн…

В судакской школе Николай Васильевич работал больше тридцати лет. Все годы жизни в Судаке водил экскурсии по Генуэзской крепости и окрестным горам. Читал лекции о природе, истории, экономике Крыма. Помогал в охране памятников старины и дивной природы Судакской долины.

Умер Николай Лезин 25 февраля 1967 год от болезни сердца. Похоронен в Судаке, на кладбище под горой Ай-Георгий.

Сегодня стихи Лезина возвращаются к нам, чтобы отныне войти в поэтическую антологию Крыма и даровать нам свою нежность и силу.

Судьбы вещей бывают не менее удивительны, чем людские судьбы. А особенно — судьбы архивов, дневников, фотографий, рукописных книг. В моей библиотеке всего две рукописные книги. Каждая из них вплеталась тончайшей ниточкой в жизнь своих хранителей. Сквозь города и десятилетия, сменив множество хозяев, они повлияли и на мою жизнь. Принесли с собой радость и загадки, подарили энергию рукописного текста, заставляли разгадывать незнакомый почерк и вглядываться в далекую жизнь автора книги или переписчика.

Одну из книг, а точнее — блокнот в твердом переплете, обтянутом холщовой материей, подарил мне в 1997 году феодосиец Николай Константинович Красноголовый. Зимой 1941—1942 годов, в дни высадки десанта в Феодосийском заливе, он нашел этот блокнот (а с ним и несколько иллюстрированных изданий Радищева и Крылова, вероятно, XIX века) в развалинах дома на Красноармейской улице, в центре города.

В том декабре исполнилось Николаю Константиновичу 17 лет. Как многие феодосийцы, он собирал в разбомбленных домах все, что могло гореть — зима была необычайно суровой. В огне, согрев на какое-то время людей, погибли книги из того дома и… несколько страниц из блокнота.

В апреле 1944-го Николай Красноголовый был призван в армию, участвовал в боях, был награжден. В Феодосию он вернулся в 1947 году, учился в 10 классе. А в следующем году поступил в Московский энергетический институт и надолго остался в Москве. Отработав много лет в науке, Николай Константинович вернулся в 1972 году в Феодосию. Надо сказать, что холщовый блокнот не покидал город. С 1941 года он хранился в доме Евдокии Петровны Данильченко — тети Николая Константиновича.

И вот хозяйкой рукописи стала я. На первой странице витиеватым почерком написано: «Дневник М. Сарандинаки». Дальше — вырезанные страницы, а затем — стихотворения самого Сарандинаки, таинственного для меня тогда, в 1997-м.

Фамилия казалась знакомой. И, действительно, перечитывая автобиографическую повесть Осипа Мандельштама «Феодосия», в главе «Начальник порта» я прочитала следующее: «В обсерватории, у начальника Сарандинаки, не только записывали погоду и чертили изотермы, но собирались еженедельно слушать драмы и стихи как самого Сарандинаки, так и других жителей города».

Обсерваторией Мандельштам ошибочно назвал метеорологическую станцию. О ней можно было прочитать в любом дореволюционном путеводителе. Например, путеводитель Крымского общества естествоиспытателей и любителей природы, изданный в Симферополе в 1914 году, писал: «Центральная гидрометеорологическая станция Министерства торговли и промышленности находится в Феодосийском порту (широкий мол…), великолепно оборудована.

В настоящее время станция имеет служебный персонал в 25 человек, свою типолитографию и обширный комплект приборов. В 1914 году предполагается установить на станции беспроволочный телеграф (на что испрашивается кредит в 15000 руб.), и тогда станция будет иметь возможность получать сведения о состоянии погод непосредственно с моря, т.е. с тех судов, где имеется беспроволочный телеграф. Назначение станции — производить гидрометеорологические наблюдения, комбинировать полученные сведения с других станций и оповещать о состоянии погоды и моря порты, мореплавателей, правительственные и общественные учреждения… Осмотр станции с разрешения заведующего инженера М. Н. Сарандинаки». На титульном листе среди многих авторов путеводителя указан и сам Сарандинаки!

Но важнее для меня были, конечно, стихи из блокнота. Разбирая витиеватый почерк (черные классические чернила), я невольно угадывала настроение поэта-метеоролога, восхищалась плавностью стихов-песен, остроумием басен. Порой угадывала и подражание классикам:

Каждое стихотворение — либо под римским номером, либо имеет короткое и точное название. Интересны и даты всех пятидесяти пяти стихотворений Михаила Сарандинаки. Первое записано в блокнот 18 ноября 1901 года, последнее — 14 октября 1914-го. Правда, десять лет — с 1904 по 1914 — записей нет. Что происходило в эти годы в жизни заведующего гидрометеорологической станцией? Может быть, таких блокнотов было несколько?

Для меня было ясно одно: в 1914-м, вернувшись к записям в холщовом блокноте, Сарандинаки очень изменился: почерк девятнадцати стихотворений 1914 года нервный, небрежный. Басни становятся язвительными, песни — трагично-грустными.

С первого дня владения блокнотом я полюбила мелодию и грусть поэзии Михаила Сарандинаки. Удивительно легко отправиться в путь январским вечером — только открой книгу и всмотрись в чернильный узор букв:

Сведений об авторе у меня было на редкость мало. Пытаясь разгадать тайну его жизни, я отправилась туда, где была найдена рукопись в 1941 году. В начале улицы Красноармейской, бывшей Дворянской, разрушен был во время десанта только один дом, именно в его руинах Николай Красноголовый обнаружил блокнот и книги XIX века. После войны на этом месте пристроили еще один корпус табачной фабрики, который примкнул к старому корпусу некогда знаменитой фабрики табачного магната Стамболи. 9 марта 1990 года фабрика сгорела, остался только остов без крыши.