Себастьян Фолкс - Энглби

Должен сказать, не понимаю я британскую политику. Даже как-то неловко о ней писать. Казалось бы, очевидно, что в наши дни большинство людей за какую-никакую рыночную экономику, чтобы все работало, чтобы выделялись деньги на бесплатную медицину из собранных налогов. Как бы не так. Любой, кто пропишет такую микстуру, будет объявлен слабаком, у которого нет своей политической линии и который не вписывается в историю нашего великого острова. Категорически не вписывается. В мае 1987 года истинный британец должен был стремиться либо к социализму, но без издержек командной экономики (рецепт Нила Киннока), либо к мальтузианской свободе для всех, чтобы наиболее приспособленные выжили и приняли новую квазиэтику (Маргарет Тэтчер).

Удивительный мы народ. Хоть кто-нибудь из нас книги читает? Смотрит хоть иногда, как там в других странах? Способен хоть чему-то научиться? Вопрос.

Я разъезжаю в «агитавтобусах» с мистером Дэвидом Стилом и доктором Дэвидом Оуэном. Эти вообще посмешище со своим «средним путем», который они, как считается, сами и запороли. А еще вдвоем они смотрятся фальшиво, «фиктивный брак», отношения дружелюбные, но спальни разные, если продолжить сравнение. Вернувшись домой, Стил пьет сидр с работягами-бородачами, а Оуэн звонит краснобаю Рою Дженкинсу. Пост Рой, по-моему, скоро потеряет и вернется к своим французским виноградникам.

Мне предстояла встреча с Маргарет Тэтчер. Она чудачка. По образованию вроде биолог, как и я. Или химик. Во всяком случае, это многое объясняет.

Чтобы подготовиться и прощупать почву, я решил встретиться за обедом с Аланом Кларком. Я и прежде звонил ему пару раз — спрашивал мнение про политиков, о которых тогда писал. Мнения были, как правило, неудобоцитируемыми, но я их закавычивал и приводил со ссылкой на «анонимный источник». Например, в статье про будущего министра я мог написать: «Несмотря на его репутацию опытного политического деятеля, новый министр того-то вызывает доверие далеко не у всех. Как сказал один его коллега, „этот бесцеремонный иудей — из тех, кто скупает ваше фамильное серебро“».

Мистер Кларк принял мое приглашение в фешенебельный французский ресторан рядом с театром Ковент-Гарден.

— В чем сила миссис Тэтчер? — спросил я. — Она очень умна?

— Дело не в уме. Она умеет ловко припугнуть.

— Кого?

— Хау, Бейкера, Шеннона, Фэ-аулера, — фамилию последнего персонажа он произнес, подражая его артикуляции.

— А вы что?

— А что я?

— Боитесь ее?

— Это несъедобно. Официант! Унесите.

— Месье не нравится сибас?

— Нет. Он умер еще в море.

— Не угодно ли месье заменить его чем-нибудь еще…

— Не надо. Просто заберите. — Он протянул тарелку официанту.

— Как жаль, — расстроился я. — Вроде в таком ресторане все…

— Вы действительно любите французскую кухню? — спросил Кларк.

— Нет, совершенно к ней равнодушен. Я думал, вы любите…

— Да, люблю, но во Франции. А не этот претенциозный шик.

Я сделал глубокий вдох. Хотелось в туалет.

— Итак, миссис Тэтчер. Вот вам… вам она нравится?

— Нравится? — Он взял зубочистку и поковырял между зубами, после чего чуть расслабился. — Есть в ней, по-моему, некий провинциальный шарм. Он свойствен женщинам ее типа, таким нонконформисткам. Секс для них не столько удовольствие, сколько путь наверх. И все же в этом есть нечто… Нечто такое, она и сама это сознает.

— Так вы ее боитесь?

— Да. Пожалуй.

— Хотя вы умнее ее.

— Ну да, но это трудно объяснить… Ей присуща некая сила…

— А кто еще у вас в партии есть толковый? Джефри Хау?

— Хау? Вот уж он точно нет. Оформить завещание моей тетушки в Суонси я бы ему еще доверил, но не более того.

И пошло-поехало: «жополиз из Винчестерского колледжа», «Енох для бедных», «бурдюк с кошерным салом». Я осмотрительно предложил Кларку выбрать вино, благодаря чему встреча продлилась два часа с четвертью. После чего он резко встал из-за стола и стремительно удалился по Боу-стрит.

Впервые явиться нам во плоти миссис Тэтчер должна была в помещении одной из провинциальных фабрик. Честно говоря, забыл, какой именно. Игольно-булавочной? Фаянсовой? По производству тормозных колодок? Во всяком случае, чего-то лязгающего.

Мне нравятся фабрики. После бумажной я их перестал бояться.

На фабрике легко дружить. А это один из самых неприятных моментов для всех живущих — сосуществовать с другими людьми.

С тем же Аланом Кларком. Лицо в глубоких морщинах, но седеющие волосы — густые, как у молодого. И костюм, хоть с виду и дорогой (хотя я в таких вещах мало разбираюсь), но… фланелевый, в тоненькую полоску, слишком костюмный . И неохота видеть его зубы и нёбо, когда он хохочет. А также волосы на пальцах, сжимающих бокал… Этого человека было слишком много , его молекулы раскинулись слишком широко.

На фабриках ты на такое обычно не реагируешь. Чтобы на тебя среагировали, к человеку нужно обратиться. Там ты и сам по себе, но и вроде в компании. Мне нравятся фабричные полы — цементные плиты с шероховатостями и щербинами, в подтеках машинного масла и лужицах воды. Нравятся чашки с коричневым от заварки нутром и грубые дешевые бумажные полотенца. Нравится, что там все просто, не прикрашено, и, если вдруг что-то уронишь или опрокинешь, не беда.

Вряд ли многим из собравшихся журналистов доводилось работать на фабрике. Им неведомы секреты чайной комнаты, туалетного перерыва и складов, где Жирдяй Тедди дважды в неделю имел (в положении стоя) миссис Бисли из подсобки. Через боковое окошко в рабочем зале можно увидеть, как она выбегает из двери склада, вся пунцовая, одергивая юбку и с деловым видом поправляя бумажки и зажим на планшете. Как будто все вокруг идиоты.

Миссис Тэтчер ожидала дюжина мужчин в темных костюмах, у каждого на лацкане красовалась гвоздика или розетка из синей ленты, а у некоторых — и то и другое. Они переговаривались, прикрывая рты ладонью; возможно, опасались запаха изо рта или давали знак собеседнику, чтобы поправил галстук. Интересно, означает ли синий цвет безоговорочного подпевалу тори, а позволить себе, скажем, пятнышко виговского желтого может только завзятый фрондер? Время от времени то один, то другой сдавленно хихикали. После чего откашливались и вытягивали в струнку губы, спины и галстуки. Даже те из ожидающих, кто постарше, время от времени делали солидные лица. Потом снова начинали хихикать и перешептываться, словно шаферы на свадьбе гомосеков.

В дверях машинного отделения показалась процессия: начальник цеха в коричневой куртке, двое юнцов в строгих костюмах в жилочку и шестидесятилетний местный депутат парламента, ответственный то ли за почтовые переводы, то ли еще за что-то, — седой, дерганый, будто не спал несколько недель, он беззвучно ступал подошвами из микропоры и что-то говорил, жестикулируя, главе своей партии.