Михаил Талалай - Цветы мертвых. Степные легенды [сборник litres]

В полной темноте крестьяне-галичане не захотели вести волов, а так как они имели тенденцию вернуться в деревню, то мне и пришлось вести их по колено в грязи, под дождем, и тащить за собой мажару, наполненную дремавшими галичанами…

Этим и закончился мой пробег Галиция-Киев в 1915 году.

«Русская мысль», Париж, 30 июня 1954, № 671, с. 8.

Заниматься рыбной ловлей начал я очень рано, даже если не считать первых дней моего детства, когда, просыпаясь в своей постельке, я с ужасом обнаруживал, что окружен водой.

– Опять рыбалил? – говаривала тогда наша няня Наталья, или как звал ее отец – Наталка, а мы называли Наталочкой.

– Да нет, Наталочка, это я что-то вспотел ночью, – наивно врал я в полной уверенности, что Наталочка не догадывается.

– Ну, употел, так употел. Нехай буде так. Дуже потиишь ты ночами, – скрывая улыбку, говорила Наталочка.

Но и без ночных рыбалок стаж моего рыбальства все-таки тоже большой. Начал я рыбалить лет с пяти, шести.

Мы жили на большой реке. Рыбы в ней водилось множество, и притом разнообразной: осетр, калуга (белуга), сом, щука, сазан, карась, лещ, налим, нельма и касатка, у которой вместо первых плавников – острые твердые пилы.

И не раз мы, мальчишки, с диким ревом неслись домой, выставив окровавленный палец, бросив добычу на землю, с одной мыслью о спасении.

Касатка – тихоокеанская рыбка длиной в четверть, но крупные достигают и аршина, но те уже без пилы. Похожа она на налима и по цвету, и по отсутствию чешуи. Форма, как у молодого сома.

Водился там еще и черный лещ, но видеть мне его пришлось только один раз и то на чужом крючке и очень недолго, так как черный лещ сорвался и скрылся в пучине. Из остальных рыб, достойных рыбацкого крючка и доступных нам, были, главным образом, пескарь, и чебак. Эти рыбки попадались нам на удочку с поразительной пескарской мудростью. Не успевали мы наживить червяка, как пескарь уже сидел на крючке и ждал, когда его вытащат.

Первой моей добычей, благодаря которой я очевидно и стал заниматься рыбной ловлей, был большой чебак, пойманный на примитивную удочку с самодельной леской.

– Рыба! Рыба! – орал я благим матом, словно вытащил кита или акулу.

Я поймал большую рыбу. И действительно, чебак был из больших, и, принимая во внимание детскую мерку, когда все кажется больше обыкновенного, он мне казался огромным. С тех пор я только и мечтал поймать большую рыбу.

Каждую зиму я в чулане налаживал, уже с декабря, удочки в ожидании наступления весны. Целая связка тоненьких и прямых, как стрела, удилищ из тальника, вытянутых при помощи гири, всю осень висела под потолком. Шнуры готовились тщательно с различными изменениями каждый год. Сбивались молотком свинцовые грузила разных величин и форм.

Кажется, в этих зимних приготовлениях было больше прелести, нежели в самой рыбной ловле. Так влюбленный переживает часы предстоящего свидания и часто разочаровывается в самом свидании, ибо оно может принести и неприятности. При учебе в школе всегда вечер перед праздником ценнее, нежели сам праздник. От сознания, что завтра будет целый свободный день, наслаждаешься его преддверием. Карточный игрок чаше выигрывает крупные суммы именно перед игрой, а не во время игры. Недаром есть украинская поговорка: – «Дурэнь думкой богатие» (богатеет).

И даже теперь, в стране, где рыбаков больше, чем рыбы, всегда отправляешься на рыбную ловлю с мыслью наловить рыбы.

Оказывается, что звезды с неба хватать куда легче, чем поймать здесь какую-нибудь стоящую рыбешку.

И вот эта-то тоска по нашим российским рекам и рыбе, быть может, и толкнула меня заняться таким несерьезным делом, как описание рыбной ловли.

Помню, однажды, в России, ранним утром отправились мы на противоположный берег за карасями. Берег был низменный, заросший травой. Там в ней и пасутся карасики. Ловили мы удачно все утро.

И вот нам пришла мысль поставить там перемет на сома.

«Где есть маленькая рыбка, там есть и большая», – говорит мудрая рыбацкая поговорка. Насадив на громадные крючья дохлых лягушек, подпаленных воробьев, куски тухлого мяса и всякой пакости, мы перевезли через реку перемет и закинули его.

Целый день купались, загорали, и только под вечер решились проверить свой перемет. Я храбро сел на нос плоскодонки и занялся перебиранием перемета. Лодка, по мере передвижения моих пальцев двигалась к противоположному берегу. Все время попадались голые, объеденные мелюзгой крючья, и я естественно начал небрежно проверять крючья. И был за это наказан. Недаром есть и русская поговорка: «Не намокнувши, рыбы не поймаешь».

Мне досталась честь оправдать эту пословицу на деле. Не успел я оглянуться, как очутился в воде. И только ловкость моего товарища и его сноровка спасли меня от продолжительного пребывания в воде. Он успел схватить меня за штаны и удержать некоторую часть моего тела над поверхностью воды. Мне оставалось только перевернуться и высунуть голову. Пудовый сом бился рядом со мной и обливал мою голову фонтаном брызг. Прибывшая на помощь вторая лодка с настоящим рыбаком подцепила сома и меня одновременно. Мне осталась на память хорошая царапина на всю жизнь на известном и всегда страдающем месте, и мнение о предательстве такого инструмента, как перемет. Мне было тогда лет десять. И больше в такое далекое плавание в том возрасте я не пускался долго.

Над рыбаками всегда смеются и многие считают их занятие никчемным. Смеются, главным образом люди, никогда не державшие удилища в руках. Из среды же рыбаков никогда на услышишь иронического отношения к рыбальству. Насмешка пришла из города, где «интеллигент», вооруженный бамбуковым патентованным удилищем, с патентованной заграничной лесой (в Италии обязательно с немецкой, в Германии с американской, в Америке с французской, и т. д., пока не замкнется круг), с английскими крючками, со специальной машинкой для накручивания лесы, в резиновых сапогах до живота, в огромных очках и с купленными у мальчишек червями, отправляется в центр города, и там, с какого-нибудь моста начинает «удить», при стечении многочисленных зевак. Забрасывает ежеминутно, конечно, не вытягивая ничего, удочку, и беспрерывно крутит патентованную ручку.

У нас, мальчишек, не было ничего патентованного. Все наши рыбацкие инструменты – крепкая конская леса, удилище из тальника, самодельный крючок и банка жирных червей, накопанных самолично. Но рыбы мы таскали из реки множество. Правда, это не были аршинные сомы, но по количеству мелочь вполне заменяла крупную. Вполне хватало и на обед, и на ужин целой семье. Именно: приятное с полезным.

Странен взгляд общественного мнения на человеческие увлечения. Если на улице увидят валяющегося пьяного, его только обойдут, ничего не сказав. О воре будут говорить, иногда даже с некоторым уважением, если он стащил миллион. Фотографии бандитов помещают в самых распространенных журналах. Картежника, проигравшего чужие деньги, осудят, но не сильно. Бабника только в редких случаях (неудачных для него) осмеют, а так обыкновенно говорят о нем, как о каком-нибудь чемпионе. И только две человеческие страсти – охота и рыбная ловля всегда подвержены насмешкам.