Михаил Талалай - Цветы мертвых. Степные легенды [сборник litres]

Воспитанные на методах и практике гражданской войны, маршалы были уже не пригодны для новой тактики. Организация Красной армии во многом уступала немецкой, и за эту неподготовленность пришлось заплатить русскому народу миллионами пленных. Вот почему те же бежавшие от немецких танков красноармейцы, подкрепленные Дальне-Восточными, не тронутыми войной, войсками и переименованные в солдаты, с традициями старых сибирских стрелков, начали теснить немецкие части, бывшие, казалось бы, на пороге победы.

Помог, конечно, не мало и старинный русский Дедушка мороз.

Драма уходивших из СССР казаков в том, что они русские душой, всем сердцем за победу России над врагом, должны были с этим врагом уходить…

И вот отступающая от Красной армии Южно-немецкая группа на Днестре.

Река распухла, переполненная водой и мчится мутной бурой полосой стремительно на юг, набирая по пути все новые и новые потоки. Мост у Жванца взорван еще при отступлении красных. Теперь же все лодки предусмотрительно переправлены на противоположный берег. Их едва видно простым глазом с левого берега реки, заполненного немецкими частями транспорта с ранеными, казачьим небольшим арьергардом под командой войскового старшины Доманова и казачьими повозками с семьями отступающих казаков.

Суточное топтание на берегу без надежды на что-либо подействовало на моральное состояние даже немецких офицеров и они по уговору начали палить из пистолетов и кончать самоубийством самолично.

Войсковой старшина Доманов решился на крайнее средство. Он ходит среди казаков и вызывает смельчаков переплыть на противоположный берег и начать перегонять лодки на этот.

Смельчаки, конечно, находятся. Пловцы с Дона, Кубани и Терека.

Холоден Днестр в апреле. Весна накануне Пасхи. Студены несущиеся с гор волны Днестра. Но смельчаки раздеваются и бросаются в разбушевавшуюся реку. Тысячи глаз смотрят на них и следят за черными точками, пересекающими реку.

Плавцы сильными и умелыми взмахами рассекают волны. Вот они на середине реки. Но уже не так строен ряд их, есть и уставшие. Несколько человек, видимо, выбиваются из сил. Их головы реже появляются поверх волны.

«Господи, донеси их!» – Слышится в толпе женщин.

Но сурова река и сурова судьба. И четверо исчезают в волнах навсегда.

«Имена их, Господи, веси за други своя душу положивших.»

Но остальные, в конце концов, уже выбираются на тот берег и бегут голые к лодкам. Вот они гребут, режут упорную реку короткими веслами и наконец у этого берега. Сейчас же сооружается из местного материала первый паром. Работа кипит.

– Гут козакен! – Кричат в восторге немцы, не недвусмысленно подбираются к лодкам. Войсковой старшина Доманов приказывает казакам оружием не допускать к лодкам никого. Начинается переправа. Сначала раненые, потом женщины и дети.

Потом на противоположном берегу казаки находят старика, указавшего им наиболее мелкое место. Туда направляются все повозки. Там уже пошла переправа самотеком. Более смелые даже ухитрялись переехать в узких местах реку по грудь лошадям. На другой день утром, переправа, продолжавшаяся всю ночь, закончилась перевозом немецких войск.

Немецкое командование за инициативу, проявленную Войсковым старшиной Домановым, награждает его Железным крестом 2-го класса.

Не особенно радостна немецкая награда, но она является доказательством оценки казачьей доблести подчиненного Доманову отряда. Немцы уже смотрят на казаков с большим уважением, как на природных воинов, способных своими силами покорять природу даже там, где, казалось бы, не было никакой надежды на спасение.

Казаки здесь показали еще раз, что за их плечами не только славные предки, не только боевая слава их полков и войск, не только крепкие казачьи традиции, но и неизменяемая русская удаль и находчивость.

Казаки – Донцы, Кубанцы, Терцы, Ставропольцы и другие показали и на этот раз, что не умерло еще казачество, что «есть еще порох в пороховницах и что нет такой силы, которая заставила бы покориться казака», как воскликнул, умирая, Тарас в последнюю минуту над берегом Днестра, почти на том же месте, где теперь ушли казаки от преследования.

По рассказу участников записал Н.Е. Русский «Родимый край», Париж, май-июнь 1958, № 16, с. 12–14.

Молодой американский журналист Фрэнк Раундс-младший 18 провел месяцев в Москве. Он поделился с читателями своими впечатлениями в американских газетах.

Нужно отдать должное этому журналисту: он наблюдателен и объективен. Есть, конечно, и некоторые ошибки, но сравнительно небольшие. И поэтому замечания журналиста и нужно отнести к наиболее удачным за все время различных писаний об СССР.

Начинает он свои сообщения с посещаемости столичных театров.

«Театры всегда переполнены. Получить билет почти невозможно. За 18 месяцев я видел балет, оперу, музыкальные комедии, пьесы русских и классиков, театр марионеток, цыганский театр, детский театр. Был в театрах 162 раза».

На вопрос, – узнают ли русские по внешнему виду иностранцев, – журналист отвечает:

«По внешнему виду – с первого взгляда. Главным образом, по ботинкам. Вы поражены количеством людей, при встречах с вами смотрящих на ваши ботинки».

Когда в театре журналист, познакомившись со своим соседом – студентом, подарил ему партитуру оперы со словами: «от американского поджигателя войны», – студент возмутился:

– Как можете вы оскорблять русский народ!

Раундс подчеркивает, что студент не мог быть агентом ГПУ, так как уже сидел в партере, когда вошел журналист.

Журналист уверяет, что 50 процентов его выходов из посольства происходили под наблюдением, тем более вне Москвы. «Разговаривать с русскими можно, но только один раз. Больше вы уже своего случайного собеседника не встретите».

Удалось ему один раз посетить русскую квартиру. В ней было всего две комнаты. Одна, очень большая, служила одновременно спальней, столовой и гостиной. Другая была кухня с печью, на которой спали. В комнате помещались: муж с женой, две дочери, дедушка и бабушка, и еще двое детей. Журналист отмечает, что чистота была образцовая.

Но Раундс все-таки не избег и «развесистой клюквы». Хозяин дома, по его словам, был «иностранцем», так как был «украинским евреем», а не великороссом.

Относительно «Голоса Америки» он говорит, что его слушают, хотя и утверждает, что сильных аппаратов в Советах нет.

Отмечает он также жажду знаний у подсоветских людей, ссылаясь на огромную очередь у библиотеки им. Ленина. Это, конечно, так. Но им упущено то, что в СССР прибрести научную книгу почти невозможно. Если бы эго было возможно, то добрая половина очереди у библиотеки сидела бы дома.