Николай Бойков - Дом на волне…

Радист-старпом.А что — я? Не могу с тобой рядом стоять? Плох для тебя?

Кокша. Размечтался. Ох, и дураки вы мужики. Дураки… Ну, и что же ты надумал делать? Контрабандист-любовничек…

Радист-старпом. Во-первых, ее кормить надо. Регулярно. Горячим. Ночью холодно.

Кокша. А где ты ее прячешь?

Радист-старпом. На самом видном месте, куда никто не смотрит: на пеленгаторной палубе. Там, в основании мачты помещение есть, маленькое. В нем раньше радио-ЗИП хранили.

Кокша. На палубе?! А дождь? А холодно? Страшно!

Радист-старпом. Днем — не страшно. А ночью — там звезды видно, красиво…

Кокша. Какие звезды, придурок? Покушать? Какое покушать, когда женщине в туалет надо? А Степан о чем думает? Степан-барабан, музыкант дубовый!

Радист-старпом. Степан ничего не знает! И не догадывается.

Кокша. Какие же вы, мужики, тупые. Говорите: любовь горит… Забыть не сможет… А представить на секунду, что девушка сейчас на ночной палубе морской болезнью страдает, блеска фонаря боится — этого чувствовать ты не можешь! Не о вечной любви и не о товарищах ты, артист, думал. Ты себя перед ней героем видел: смотри, Люба, какой я всесильный и смелый — тебя через море на родину перенесу! Ответственное решение принял — женщину на родину везу. Так думал? А о том, что она волны морской под собой никогда не испытывала, и сейчас там на палубе дрожит от каждого крена с борта на борт — думал?! Какой ей теперь Степа нужен? Забыла она все за одну только мокрую ночь. Сам говоришь: ливень будет! Какая любовь? Какое геройство за чужой счет? — предательство. Товарищей своих и капитана — предал?! Вот и все твое благородство. И все твое нутро — как котлетки с камбуза — вороватое. Что делать будем, товарищ радиостарпом?

Радист-старпом. Надо Степке сказать. И капитану. Надо признаваться… Капитан решит.

Кокша. Надо. Надо тебя в море макнуть. Мозги промыть. Холодом проморозить. А только — не сейчас. Сейчас беги к ней. Быстро! Приведешь ко мне в каюту. У меня и согреется, переоденется, успокоится, и слезами умоется. И душ с туалетом, и одеяло теплое, домашнее.

Радист-старпом. Я сейчас Степу найду…

Кокша. Немедленно! Веди ее прямо ко мне! Она же с ума сойти может. От страха, от темноты, от непонятности… От тебя, дурака. Понял?!

Слышно, как нарастает за бортом шум ливня и ветра. Гремит гром.

КАЮТА КАПИТАНА.

Дед и капитан.

Дед. Все, капитан, ухожу спать. Утро вечера мудренее. Да и сон хочу увидеть сладкий…

Капитан. Дынь нанюхался. Пойдешь океан слушать?

Дед. Ясное дело: шумит, дружище океан! (понижая голос) Средиземноморский… Слушай, кэп, а дыни эти — просто сексуальные какие-то. Даже мухи, которые над ними вьются, обалдели и все, представляешь, непотребным делом прямо на лету занимаются…

Капитан. На лету? Ночью? Видел?

Дед. Точно. Своими глазами. Там же, на корме, свет горит… Ой, домой нам надо скорей! (Подмигивает, теребя бороду и закручивая ус.) Там я вспомню про эти дыни… ( Выходит.)

Капитан (один в своей каюте, раскрывает толстую тетрадь, читает вслух и говорит сам себе, записывая): Говоришь, как акын: что вижу, о том и пою? А это в традиции русского флота — делать записи морской жизни. О погоде, о волнах, о людях на берегу и в экипаже. О дынях на палубе и женщинах в сердце…

Ах, женщины! Теперь все разговоры на судне будут о вас. Теперь полетят тормоза к черту. Надо остуживать экипаж. Кончай расслабляться, мальчики! О чем размечтались!? О женах? О встречах? О домашней яичнице? Не торопитесь. Чего домой рваться? Что вас там ждет? Кто? Чего там мужику делать — дома? Ему бы работу не проморгать. Он только работой и красив, и нужен, и в себе уверен. Вся история человечества тому учит. Война ли, крестовый поход, великие географические открытия, стройки коммунизма, угольные шахты или подводные лодки — чего только мы не проходили и не осваивали ради этого самого «женский взгляд… мужское достоинство… она еще пожалеет… вернется… посмотрит…» И запоминают, бедолагу, по фотографиям, портретам, газетным вырезкам… И дети нас по фотографиям узнают, пальчиками показывают… И жена меня такого, как на фотографии, помнит и …любит?!.

Теперь-то обо всем говорят. И в части семейного интима. Чем заменить? Как? И какое при этом удовольствие получается… Я этот фото-семейный секс, можно сказать, всю жизнь осваиваю, а вот с удовольствием — не получается. Или, как моя жена говорит, с удовольствием — дороже?.. Да уж. Не о цене. Какая цена — коль о собственной жизни! О собственной… любви. Или это не любовь? Или это не жизнь?.. Потому так боюсь возвращения домой. Поймите правильно. Боюсь первых минут, первых реакций.

Женщины — непредсказуемы. Я бывало к дому подхожу — позвоню дважды: первый раз — за две трамвайные остановки (цветы покупаю), потом — за две минуты до входа в подъезд, из углового автомата. А иначе как? Звонишь в дверь, представляешь, что сейчас жена (любовь — можно сказать) двери откроет, бросится в халатике, халатик распахнется… А она — открывает дверь, в чем-то не сексуальном, на лице маска из зеленых огурцов… Голос — чужой. Это мне-то?! «Раздевайся на пороге. Марш в ванную. Целоваться потом. Свою идиотскую бороду оставишь вместе с грязным бельем и прочей дорожной дрянью на вынос…— Я хотел бороду детям показать…— Выбирай: или я — или…»

Секса нет. Поэтому я этих первых минут боюсь, как черт ладана.

Понятно, что женщина ждет. Хочет выглядеть красивой. Хочет показать себя хозяйкой. Но лучше тогда встретиться на улице, на виду у прохожих. Чтобы у нее подкосились ноги от радости, и слезы потекли, и глупые слова: я не успела в парикмахерскую… Дома картошки нет… Я хотела тебе сметанку купить, и укроп… Ты любишь… Ты так пахнешь. Самолетом. Поездом. Я так соскучилась по твоим запахам…

Это целое искусство — приготовиться к встрече. Этому учиться надо. Возьмите проституток. Не зря эти девочки тысячелетия пережили? Они на первооткрывателях и инквизиторах, на королях и коммивояжерах свое искусство шлифовали. Эти женщины не телом берут. И телом, конечно, но, главное — отношением. Отношением ни к мужчине — она тебя не знает, ни к ситуации — ситуация примитивная: плати и получай. Отношением к предназначению — дать! Счета еще нет, еще не известно, чем все закончится — банальным сексом, выпивкой, мордобоем или любовью… А почему — нет? Из проституток, между прочим, хорошие жены получались. Ведь от этой предрасположенности — дать! — женщина видит и ведет себя по-другому. Она — не умнее, не красивее. Она — осторожнее, внимательнее. Она — чужая, но чуткая. В ней что-то от жрицы и врача. Доброжелательность? Нет. Поощрительность? Да. Поощрение. Во взгляде. В голосе. В движении рук. Дескать, да! Ты все делаешь правильно… Ты делаешь это лучше всех… (Это я-то?) Она ломает наши представления о разности в возрасте, физических возможностях… Но ломает — навстречу. Ломает, как если бы она ломала лед вокруг вас, чтобы вы могли двигаться к берегу. И от этого сразу: какая женщина!..