Роза Хуснутдинова - Как прекрасно светит сегодня луна

Подумает, что земляки, друзья и приятели из Ярославля совсем позабыли его, не звонят, не пишут, не приезжают!.. Подумает, что и мать его, несмотря на то, что он уже признанный поэт и печатает книжку за книжкой, и обеспечивает не только свою семью, но и половину родни, проживающей в Ярославской области, все-таки считает, что он выбрал себе не очень удачную профессию, лучше бы стал, например, инженером… К тому же в своей золотистой копне волос, на самой макушке Саша обнаружит один седой волосок и расстроится: старость не за горами! И хотя в этом прекрасном будущем старость будет сказываться где-то после 200 лет, Саша вспомнит свои прежние строчки, написанные им в 20 лет: «Как жаль, что я уже не молод!» И, не долго думая, выйдет из дома, дошагает до березовой рощи, что у станции Лосиноостровская, приблизится к старой знакомой березе с бугристым шершавым стволом, погладит кору пальцами, как бы прощаясь с нею, и — прикажет сердцу остановиться. И оно остановится.

В последний раз перед мысленным взором Саши проплывет тихое озеро Неро, на пустынном берегу которого он провел столько чудесных часов, сочиняя свои первые стихи…

Потом он увидит стаю бесчисленных ворон, летающих над мрачными куполами Яковлевского монастыря…

И увидит белый древний Ростовский Кремль, со знаменитой звонницей. И маленький домик у Валов, в центре города, где он так любил играть в детстве. И второй родительский дом на окраине города, с тополиной аллеей на подступах к дому, с деревянной церковью Иоанна Богослова на Ишне, стоящей среди васильков и ромашек на цветущем лугу…

И увидит лицо своего первого учителя Чижикова, дававшего ему читать хорошие книги по русской истории и искусству.

И увидит лица молодых матери и отца, дружно сидящих на скамеечке возле бревенчатого дома…

И бабушку Евпраксию, с большим подергивающимся носом, ласковой дрожащей рукой благословляющей его в дальнюю дорогу в Москву…

А потом — Москва, стены Литинститута, новые друзья! Все завертелось, закружилось!..

Все эти картины оживут на миг перед глазами Саши, «память вспыхнет в холодном огне», как писал он когда-то, а потом душа его устремится ввысь, в синее бездонное небо…

Но вдруг Саша почувствует, что что-то удерживает его на Земле. Что же это будет? А вот что. К тому времени человечество уже достигнет очень высокого уровня развития, и энергия его станет непрерывной на всей протяженности Земли. И если в какой-нибудь точке, у какого-нибудь человека этой энергии станет мало, она будет на исходе, туда тотчас устремятся волны света от других, более мощных источников, от других человеческих душ. То есть как только Сашина душа, почувствовав утомление от настоящих и воображаемых обид, устремится вверх, решив покинуть Землю, и воспарить в другие, более счастливые места Вселенной, тотчас другие души, родственные ей, имевшие с ней близость, связь, контакт, встрепенутся и пошлют волны света, любви, участия…

Так, жена Саши Гаврилова, находившаяся в этот момент в другой части света, на острове Цейлон, вдруг проснется ночью от крика незнакомой птицы — подумает о Саше… И волны нежности устремятся тотчас через половину земного шара из Коломбо в Москву и достигнут одиноко стоявшего возле березы человека…

Мать Сашина, находившаяся в этот день в доме своей сестры, Елизаветы Васильевны, крестной Саши, глядя на освещенное лампадкой лицо богоматери, вздохнет и скажет: «Ну, ладно, пусть живет, как знает, пусть будет счастлив по-своему…»

И это ее желание, исполненное веры в сына, в его высокое предназначение, полетит через тихие улицы к вокзалу, потом — дальше, через леса и поля, через станцию Александров, Загорск и, наконец, достигнет Москвы, березовой рощи вблизи станции Лосиноостровская…

Земляки Саши, собравшиеся в этот день у одного из них на дружескую пирушку, выясняющие, по обыкновению, кто из них больше любит родной край и кто талантливее выражает в стихах эту свою любовь, приумолкнут, и кто-то из них скажет: «Послушайте, а как, интересно, поживает наш Саша Гаврилов? Давненько мы его не видели! Надо бы его найти!» И горячая волна дружбы тотчас помчит в сторону Москвы…

И старый седой профессор, маститый писатель, романист, старший друг Саши, готовящий свой десятый роман к изданию, вдруг задумается, отложит в сторону книгу и скажет: «Бог с ней, с этой книгой! А все ли хорошо у Саши Гаврилова? Что-то уж больно звенел его голос по телефону!» И он тотчас даст распоряжение: немедленно найти Сашу Гаврилова и привезти к нему для душевного разговора.

И некая милая красивая девушка, влюбленная когда-то в поэта, ныне — мать двоих детей, озабоченная и немного усталая, подойдет к окну, увидит тополь, шелестящий клейкими блестящими зелеными листочками, вспомнит Сашу и его прекрасную улыбку. И еще много людей, знавших его, отвлекутся в этот миг от своих повседневных забот и подумают о нем с нежностью, любовью, с дружеской приязнью…

Может, даже случится, что не только в нашей стране, но и в другом государстве, где-то в Африке, в государстве Берег Слоновой Кости, некий темнокожий рыбак, вытаскивающий из воды огромную рыбину, напрягающий свои крепкие мускулы, опустит снасть, присядет на берегу и подумает: «А как, интересно, поживает тот светловолосый веселый поэт, приезжавший к нам недавно, читавший свои стихи на непонятном русском языке?»

И все эти волны энергии, любви, света, достигнув неподвижного тела у подножия березы возле станции Лосиноостровская, дадут вместе такую вспышку энергии, что человек очнется, все дружественные голоса сольются в один сильный голос, который скажет: «Саша, живи!» И Саша Гаврилов очнется, приподнимется во весь свой прекрасный рост, головой достанет неба, ногами крепко упрется в землю и снова сочинит:

Друзья мои! Пока я лежал на ковре и смотрел, как эта маленькая черепаха ползла вдоль арыка, не понимая, как ей переправиться на другую сторону, у меня еще не было той мысли в голове, которую я выскажу вам сейчас.

Но вот пришел Берды — самый могучий из нас, который одним ударом кулака может перешибить хребет любому врагу — будь то упрямый ишак или упрямый человек из соседней деревни.

Потом пришел Ромадан — ученый человек, который никогда не теряет своей учености; даже сейчас, когда он вырвал у подошедшего Нияза кусок куриного крылышка изо рта и отправил его в свой рот.