Роза Хуснутдинова - Как прекрасно светит сегодня луна

Еще по вечерам, на маленьких кривых улочках, в крошечных дворах, на плоских крышах домов бухарские женщины, вдыхая прохладу долгожданного вечера, радуясь тому, что улеглись наконец пыль и суета тягучего жаркого дня, сидели, раскачивая люльки с младенцами, и рассказывали им о веселом и мудром, находчивом и остроумном Ходже Насреддине, вездесущем, неутомимом, готовом всегда прийти на помощь, и говорили: «Вырастешь — станешь таким же, как он…»

Еще уши бухарского эмира, добровольно заточившего себя в своей крепости Арк или в летней благоухающей резиденции, вздрагивали порой от произнесенного кем-то неосторожного слова «Насреддин», и брови его гневно сдвигались, грозя всевозможными карами знаменитому смутьяну и насмешнику, но самого Насреддина уже давно никто не видал. Никто уже не мог бы сказать: видел ли он своими глазами Ходжу Насреддина? Сохранилась лишь память о нем, воспоминания о его поступках, словах. Воспоминания, ставшие легендой…

В ту пору, в одной бедной семье, у чеканщика Али и его жены Зейнаб, рос сын Сулейман, умный, смышленый мальчик. Ему исполнилось двенадцать лет. Вечерами, когда к ним во двор заходил посидеть, поговорить сосед, тюбетеечник Баховаддин, и, жалуясь на тяжелую жизнь, на неслыханно высокие подати, на дороговизну риса, на лень и упрямство своего осла, на болезни и жалобы своей жены, на ветер, на жару, на лихорадку, вселившуюся в его дочь Айшу, на всепроникающую пыль, которая подступает аж к самому сердцу и заставляет человека чихать и кашлять, как верблюд, вздохнув, произносил: «Все было бы иначе, если бы жив был сейчас Насреддин! Жизнь стала бы совсем иной…» И начинал рассказывать свои нескончаемые истории про Насреддина, которые якобы рассказывал ему его дедушка, который якобы был другом самого Насреддина… И маленький Сулейман, затаив дыхание, с жадностью слушал эти рассказы. Волновался, переживал, радовался, как будто он сам участвовал в этих событиях…

Если спросить Сулеймана, как поступил бы Насреддин в таком-то и таком-то случае, мальчик ответил бы, что сказал тот, что сделал, как ему удалось обхитрить стражников, обмануть эмира. Как будто он сам был знаком с Насреддином… Иногда мечтательному, с богатым воображением Сулейману казалось, что он сам — Насреддин, что это он спас бедняка от тюрьмы, наказал завистника, пристыдил вора, перехитрил жадного купца. Некоторые поступки, которые совершал в своей жизни Насреддин, были так просты, что их мог бы совершить и какой-нибудь другой, обыкновенный человек, например, он, Сулейман.

Однажды так и случилось…

В далеком от центра города квартале Мурдашуен, в котором из поколения в поколение обитали самые презираемые из разномастного, разноязычного населения Бухары — обмывальщики трупов — мурдашуи, жила маленькая Фатьма, болезненная некрасивая девочка, которую травили и дразнили мальчишки и девчонки из квартала Мурдашуен и из других кварталов…

Однажды вечером, когда Фатьма, тихая и задумчивая, сидела у глиняной стены своего дома, поджав босые грязные ноги под разодранное пыльное платьице, и просеивала через ладошку пыль, Сулейман неслышно подкрался к ней и бросил ей в подол платья новенькие, сверкающие, как драгоценный халат эмира, розовые тапочки. Фатьма задрожала от радости и спросила темноту: «Кто ты? Кто дарит мне это?» И темнота ответила звонким мальчишечьим голосом: «Это Насреддин! Это Насреддин тебе дарит!»

Наутро весь квартал Мурдашуен разглядывал новые тапочки Фатьмы, слушал рассказ ее возбужденных и гордых родителей. «Так это был сам Насреддин?»

А потом, случилось происшествие у Самаркандских ворот Бухары. Ближе к ночи прибыл караван из далекого Герата. Стражники открыли ворота, пропуская богатый нескончаемый караван. Где-то в середине шел связанный веревками в сопровождении стражников молодой мужчина — преступник, попытавшийся украсть девушку, предназначенную для гарема главного кади города Герата. Вдруг возле ворот возникло движение, суматоха, неразбериха… Стражники кинулись в одну сторону, в другую, а когда вернулись к своему «подопечному» — того и след простыл. И когда разъяренные стражники завопили: «Кто помог бежать этому негодяю?» — темнота ответила звонким мальчишечьим голосом: «Насреддин!» И стражники онемели, уставясь друг на друга. «Неужели Насреддин?»

Родители Сулеймана, чеканщик Али и его жена Зейнаб, пребывали в большой тревоге: их смышленый, послушный, неутомимый в работе, любящий своих родителей сын забросил все свои домашние дела, ремесло чеканщика, в котором он уже немало преуспел, обещая в будущем превзойти своего отца Али. Мальчик будто бы сбился с верного пути: с утра он убегал из дома и, несмотря на добрые увещевания, упреки, жалобы и даже брань родителей, возвращался домой только поздно вечером, нередко избитый, весь в синяках, в ушибах, в разодранной рубашке, в разорванных штанах. С кем он связался, с какими опасными людьми?..

А потом и совсем исчез, оставив записку: «Я еще вернусь». Бедные Али и Зейнаб совсем потеряли голову: ведь это был их единственный сын, надежда и опора, радость и утешение их одинокой старости.

Слухи о Насреддине все множились. То он напугал воров, прокравшихся ночью на богатый мазар. То он привязал друг к дружке хвостами мулов, на которых ехала в соборную мечеть процессия знаменитых богословов города. То он спас тонувшего в озере приезжего купца из Магриба и дал ему совет: «Когда тонешь, не кричи: «Давай!», а кричи: «На!» Тогда любой поспешит протянуть тебе руку…» А еще говорили, Насреддин выкрал самого красивого, самого любимого павлина младшей жены эмира из летнего дворца. И тогда разгневанный, рассерженный эмир дал распоряжение схватить и доставить к нему того, кто называет себя Насреддином.

Сулейман уже достаточно почувствовал тяжесть бремени: очень трудно быть Насреддином, если на самом деле ты обыкновенный мальчик, ни богатырь, ни великан, ни самый умный, ни самый сильный. Приходится быть все время начеку, приходится быть удачливым, находчивым, остроумным, быстрым и смелым, стараться, чтобы тебя никто не видел… А то кто поверит, что двенадцатилетний мальчик, сын всем известного чеканщика Али и Зейнаб, и есть знаменитый Насреддин!.. Случались и неудачи. Когда он помог бежать из-под стражи молодому преступнику из Герата, тот, очутившись в безопасности, спросил: «Почему ты помог мне?» И Сулейман ответил: «Я — Насреддин. Я всем помогаю, кто в беде». А спасенный засмеялся и сказал: «А я человека убил». И исчез в темноте. Сулейман тогда долго думал об этом человеке. Теперь он стал разборчивее в своей помощи. Он стал помогать прежде всего тем, кто действительно ни в чем не виноват, наоборот, незаслуженно, несправедливо обижен…