Радослав Михайлов - Властители земли

Бай Евстати молча кивал. Что могли поделать с этим ручьем они с Киро, или Сретенко, или даже сам инженер? Хлещет из громадины плотины, словно радуется, что вырвался из тьмы на волю, и растранжирит понапрасну воду, которую собирали всю весну. Наконец Сретенко притомился кричать, уселся возле ручья, частыми тревожными вздохами вбирая в себя идущий от него застойный дух. Наконец из-за бугра вывернулся джип и, вздымая пыль, стал под грушей.

— Ну что, нашел? — поднялся Сретенко.

— Нашел, — ответил Киро. — Сейчас, говорит, приеду. Чуть было не упустил, а все же нашел. Сейчас, говорит, выезжаю, а вы там приготовьте инструменты.

— Какие еще инструменты?

— Какие, не сказал. Кирки, должно, да лопаты, какие еще? Есть у нас и кирки, и лопаты, вон там сложены, под грушей.

Сретенко снова уселся, стиснув зубы, шофер лениво примостился возле него, покусывая сухую травинку, и Киро тоже сел, только бай Евстати стоял и глядел вдаль. Между холмами на западе раздалось мерное позвякивание колокольчика, но стада не видно. В низком боярышнике, обступившем мысок зеленой травы, верещат сороки. А так тишина кругом и жара; зной, сгущаясь в тяжелые, бесформенные клубы, подкатывает отовсюду к этой попирающей все законы журчащей воде. Сретенко вдруг поднялся, подставил голову под струю и, не вытираясь, уселся на прежнее место; вода стекала по загорелой шее.

— Воняет, — возвестил он. — Сероводородом воняет, значит, с самого дна! — И, помолчавши, угрожающе рыкнул: — Притянуть бы за это к ответу!

Бай Евстати кивнул. Послышался шум мотора, все головы повернулись в ту сторону: не инженерова ли машина? Нет, синий «москвич» остановился невдалеке от плотины, из него выскочили легко, по-пляжному, одетые мужчина и женщина. Не глядя ни на ручей, ни на людей, молчаливо рассевшихся возле него, они, медленно переступая босыми ногами по колючей траве, скрылись за возвышением, и вскоре оттуда послышались плеск воды и смех.

— Чтобы такое водохранилище да протекло! — выкрикнул Сретенко. — Новенькое водохранилище протекает, на что это похоже, я вас спрашиваю?

Никто ему не ответил, на что это похоже, да он и не ждал ответа. Замолчал, свесивши руки между коленями, насупленный и сердитый. Бай Евстати постоял-постоял и вдруг, заскользив вниз на своих резиновых подошвах, уселся на обычное место и принялся готовить камень для облицовки. Никто ему ничего не сказал. Киро кинул пару вопрошающих взглядов на Сретенко и последовал за бай Евстати, поблескивая на солнце голой спиной. У этих двоих свое дело, вот они и пошли его доканчивать; удары молотов вновь огласили долину, мерные, спокойные звуки наполнили зной; уже две недели они оглашают окрестности, с ними свыклась не только тишина холмистого поля, но и вода в озере, и соседние деревья; птицы и те к ним привыкли. Красиво они звучали и мирно, не только потому, что никому не мешали, но и потому, что венчали дело рук человеческих — водохранилище, ставшее уже частью природы со своей плотиной-горой и с ясным чистым озером, благодатно раскинувшимся среди высохших голых холмов. «Расстучались, — с досадой подумал Сретенко и выпрямился, — водохранилище того гляди истечет до капли, а они расстучались, приспичило им с этой облицовкой!» Он было собрался на них прикрикнуть, но на бугристый луг вынырнула долгожданная бежевая инженерова «шкода», возникла вдруг в знойном мареве, как мираж в пустыне. Сретенко облегченно вздохнул, будто с плеч его гора свалилась. «Шкода» остановилась там, где постоянно останавливалась все два года, пока шло строительство: под дикой большой грушей. Оставив дверцы открытыми, инженер направился к ним, щуря от солнца глаза. Сретенко переступил через шиберную трубу, расставив костистые голые руки.

— Илиев, оплошка-то какая вышла! Ты погляди, протекла плотина-то!

Бай Евстати и Киро, отложив инструменты, пошли за инженером, а он, не отвечая, приблизился к ручью, брови нахмуренные, только глаза живо поблескивают в щелочках между ресницами. Опустил в воду руку и понюхал ее, потом по откосу взобрался на плотину, остальные потянулись за ним. Оглядел пробоины, водную ширь, даже тех двоих, что плескались у берега, и наконец изрек:

— Так я и предполагал, Сретенко.

— Чего это ты, интересно, предполагал?

— Шесть письменных распоряжений я тебе выдал, а устных не счесть, и все об одном — не спеши с утрамбовкой, потому что земля отлежаться должна. А тебе все было к спеху…

— Как же не к спеху, Илиев, мне ведь вода нужна, — криво усмехался Сретенко, норовя заглянуть в прищуренные инженеровы глаза, но тот на его заглядыванья не реагировал.

— Вот и залейся теперь, коли нужна! — с тихой злостью, не повышая тона, отрезал он. — Водохранилище строить — это тебе не картошку сажать! Тут технологические нормы, и их соблюдать положено. Ты что, хочешь, чтоб я сел в машину да милицию сюда привез, пусть они тебя под следствие возьмут за хозяйственное преступление. Подумать только, шесть письменных распоряжений! А ругани сколько было, язык у меня стерся с тобой ругаться!

— Это меня, значит, под следствие, а? — Сретенко аж подскочил. — Меня, значит, да? Нет, дорогой товарищ, это тебя под следствие надо упечь, ты ведь у нас специалист…

Они принялись ругаться. Их голоса, заменившие мерный перестук молотов, явственно разносились по долине; с любого из окрестных холмов человек мог слышать их отчетливо, будто в театре, где плотина была сценой, а холмы — огромным, расположенным амфитеатром залом. Но ссорящимся было не до театров. Да и перепалку их слышала только купающаяся парочка, не проявившая к ней особенного внимания. Слушали ее и бай Евстати, и Киро, а когда наслушались, бай Евстати прокашлялся и сказал:

— Хватит, ребята, что было, то было! Теперь говорите, что делать, время-то уходит!

Ссора прекратилась, как по команде.

— Прежде всего надо проверить пропускную башню, — сказал Илиев своим обычным, спокойным тоном. — Потом прощупать шиберную трубу, может, треснула где. Если не треснула, начнем инжектирование каверн: в плотине могли образоваться каверны.

Это была уже целая программа действий. У Сретенко сразу поднялось настроение.

— Киро! — закричал он. — Ну-ка нырни, проверь, нет ли какого повреждения в башне, с нее, я думаю, и начнем.

Илиев объяснил, что и как следует проверять, все столпились у кромки озера с той стороны, где оно было глубже всего, и Киро, как был, в закатанных брюках и до пояса голый, ласточкой нырнул прямо с плотины. Оказывается, он не только камни умел обтесывать, искусник Киро, но и плавал изрядно: в армии научился, задолго до того, как построили водохранилище, в котором и малые дети могли теперь учиться плавать. Он много еще всяких вещей знал, этот парень, необходимых человеку, который постоянно общается с природой и этим общением жив. Киро подплыл к башне, набрал воздуху и нырнул головой вниз; с берега все наблюдали, как он вспарывает воду, точно большая рыба. Потом появился над водой, еще раз набрал воздуху и снова нырнул. Тем временем по приказу инженера шофер на джипе поехал за цементом. Еще не заглох шум удаляющейся машины, а из воды уже вылез посиневший Киро (вода на глубине, как лед!) и, еле переведя дух, объявил, что башня в полной исправности. «Тогда проверим шиберную трубу, — сказал инженер, — нужно в нее влезть и прощупать с одного конца до другого. Довольно неприятное дело, — добавил он, поколебавшись, — но другого ничего не придумаешь. Если труба где-нибудь треснула, то вода именно через трещину уходит».