Елена Блонди - Цветок для двоих [СИ]

Она отпила глоток и поставила чашку. Внезапно стало нехорошо от пришедшей в голову неприятной мысли (тоже простой) — а вдруг это все связано с тем, что она похитила конвертик из тайника в бюваре? В тех же книгах тыщу раз читала она: кажущаяся мелочь приводит к глобальным последствиям…

— Нет, — сказала себе Шанелька, поспешно допивая кофе, — еще и это. Нет-нет.

И правда, куда уж, к туарегам, архивам, воплям Лаки о пурушиках, поклонам озабоченного Джахи и внезапному явлению в лагере Асама, добавлять еще и историю с похищением важного документа… Ее голова не выдержит такого. То есть, ладно, пусть эта история добавляется. Сама. А Шанелька пока что не станет думать еще и об этом.

— Ладно… — она прошла в коридор, где висело большое зеркало, приблизила к сумрачному стеклу серьезное лицо. Быстро привела себя в порядок, покусала губы.

Итак… Буду действовать пошагово, решила, выходя на крыльцо и жмурясь от солнечных радуг в веерах мелких капель. Шаг первый — поздороваться с хебом и послушать, что скажет он сам.

Капли срывались с листьев, трогали скулы и локти, отмечая касания слабой щекоткой. Шуршали подошвы сандалий по плиткам дорожки. Еще фестиваль, вспомнила Шанелька, подходя к высокой двери архива, а почти забыла. Жалко, что все так закрутилось, а можно было бы отправиться вечером в город, погулять среди туристов, глазея на всякие развлечения. Встретиться с неугомонной Лаки, если получится оторвать ее от очередного пурушика.

Шаг второй, — Шанелька с усилием открыла тяжелую дверь и прислушалась к полной тишине большого здания, такой, будто все на каникулах. Или ушли на фронт, фыркнула мысленно, вспоминая дежурную домашнюю поговорку. Второй… — поработать несколько часов, дожидаясь весточки от Крис. В конце-концов, чего разводить панику, она ведь написала. Назначу контрольное время, решала Шанелька, поднимаясь по узкой лестничке, что вела на второй этаж, где кабинет Джахи и дальше — хранилище, допустим, три часа работы. И после этого, если Крис не позвонит, пристану к хебу. С ножом к его пуруджийскому горлу. А дальше — по обстоятельствам.

Она постучала костяшками пальцев в дверь кабинета. Прислушалась. Постучала снова и толкнула створку. Светлая мастерская, с огромным столом под рамой с лампами, была пуста. Темнел на угловом столике отключенный монитор. Потрескивали потолочные лампы. Шанелька покашляла в сторону входа в другую комнату — там, она видела, высились книжные полки и стеллажи с бумагами, которые находились в процессе реставрации. Подойдя, заглянула. Прятаться там было негде — квадратное помещение с узким столиком у окна и открытые шкафы во все стены.

Озадаченная и слегка раздраженная Шанелька вернулась к рабочему столу. Помедлила чуть-чуть и плавно сдвинула раму, которая висела над плоскостью, защищая разложенный там документ. Наклонилась, разглядывая с восхищением.

Там лежала книга. Огромного формата, раскрытая почти посередине. Маленькие подставки бережно поддерживали тяжелые кожаные обложки, плоские зажимы не давали страницам перевернуться. На пожелтевшей бумаге тонкими уверенными линиями был выписан цветок, вернее, растение целиком — классическая ботаническая иллюстрация — от тщательно прорисованного корневища, до бутонов, раскрытого цветка и нескольких семенных коробочек, венчающих облиственный ветвистый стебель. Краски поблекли, делая научный рисунок изысканным художественным творением. И латинские кудрявые надписи гармонично вплетались в общую композицию, как будто они — пыльца и семена, разносимые ветром, думала очарованная Шанелька. Ветром, который овевал прекрасные цветы, похожие на лилии с рифлеными лепестками, несколько столетий назад. И который, казалось ей, овевает ее разгоряченное утренним солнцем лицо. Бледно-сиреневые большие цветки с белыми лучами от середины, будто каждый цветок нес в себе жемчужно светящуюся звезду. Одна из страниц разворота была оборвана и бережно восполнена микалентной бумагой, которая светлой тенью вклинивалась в пояснительный текст, словно упавшая на часть рисунка и надписи клякса.

— Королевский цветок.

Шанелька вздрогнула, поднимая голову. В дверях стоял Джахи, и она не сразу узнала его, потому что черная тонкая ткань без блеска, окутав голову, спускалась мягкими складками под черной короткой бородой, укрывая плечи. И рубашка, длинная, почти до колен, с высокими разрезами на боках, тоже была черной, расшитой тончайшей серебряной вязью. Под распашными полами рубахи виднелись такие же черные штаны, заправленные в мягкие, атласно блестящие кожаные сапожки.

— Доброе утро, анэ Шанель, — Джахи поклонился, церемонно прикладывая руку к серебряной паутине вышивки. Новая одежда делала древние жесты исполненными значения, поистине королевскими.

— Я не могу делать очень правильный перевод, — Джахи обошел стол, становясь рядом с гостьей, поднял руку, делая что-то со светом на сдвинутой раме, и рисунок стал сочнее, обретая глубину. Казалось, в цветок можно нырнуть, влететь, как влетает туда пчела. И — остаться.

— Устройство государства Пуруджи имеет сложность. Для нее нет слов, чтобы переводить, — он пошевелил сильными пальцами правой руки, — сложности. Так? Не одна. Много. Я говорю «королевский». Потому что это слово «король». Пуруджи не имели королей. Только принц. Принцесса. Но не супруги. Принц, м-м, для жизни, которая видна ее внешней стороной.

— Светский титул, — предположила Шанелька, поневоле увлекаясь неожиданной лекцией, — для внешней политики. Наверное, так?

— Так, — улыбнулся Джахи, — принцесса была отдельная. Для общего ума, когда принимали решение. Принц имел жену. Отдельную. Для жизни. Нет, прошу прощения. Жены.

Тонкие пальцы плавно пошевелились над столом, мизинец и безымянный согнулись, прижимаясь к ладони.

— Две. Или три. Принцесса — отдельно. И ее истинный пуруджи.

— Я поняла, — Шанелька кивнула.

Указательный палец опустился, чуть касаясь линий рисунка:

— Цветок Хеит Амизи, которая называлась Венчающая все. Как это русским языком?

— Я поняла, — Шанелька снова кивнула, — некрасиво называть «принцессин цветок», тем более, ваши принцессы — совсем не то, что имеется в виду в других монархиях. Значит, цветок Венчающей. То есть — самый главный цветок самой главной Хеит. Да, придется оставить, как ты сказал — королевский. По смыслу ближе всего. А как он называется на пуруджи?

— Не называется, — печально сказал Джахи, — его нет. Последние умерли в саду дворца, когда случился большой пожар. Переворот. Пожар. Беспорядки. Люди убивали людей. Потом люди спасали людей. Сад умер.

— Как грустно. Ну да, не до цветов было. Но еще раньше?

— Хеит, — ответил хеб, — Хеит Амизи. Цветок Хеит Амизи. Я мечтаю увидеть его живой. Настоящий. Что?