Елена Блонди - Цветок для двоих [СИ]

За распахнутыми стеклянными дверями вдруг зашуршало, потрескивая и щелкая. Мягко сверкая, воздух наполнился запахом свежей воды — в саду включились поливалки. Строгий мужской голос прокричал что-то, ему ответил ленивый, огрызаясь с насмешкой.

— Новый день, — Джахи подносил чашку к губам и снова опускал ее на колени, — «Десерт Стар» очень большой отель. Много людей. Много шума.

— Мы можем вернуться в архив? Я бы лучше там все посмотрела. И записи делать удобно. И ксерокс.

Мужчина кивнул. Конец черного покрывала свободной петлей свисал на грудь, обрамляя красивое лицо.

— Архив без людей сегодня. День праздника. Я буду идти, где стоит наш автомобиль. Так?

— Так, — кивнула Крис.

Оставшись одна в гостиной, допила кофе, задумчиво осматривая вынутые из большой картонной коробки бумаги. Ну, каков жук этот Асам! Или случайно так вышло, что они неделю копались во всяких счетах из прачечной и театральных билетах, написанных на чужих языках, а настоящее сокровище, касающееся Елении и ее маленькой дочки, хранилось совсем отдельно? Письма. Записки. Старые вытертые блокноты, сильно похудевшие от давным-давно вырванных листков. Детские рисунки и тонкие книжечки с картинками и выцветшими подписями. Журналы мод. Конверты без адреса, пухлые от сложенных вчетверо листков. И все это — на русском языке. То, что хотелось прочитать сразу — ловя общий сюжет, составляя цельную картину — читалось с трудом, так непривычно было всматриваться в рукописные буквы, начертанные несколькими разными почерками. Но если выспаться, знала Крис, а потом уединиться в хранилище, разложив бумаги на большом столе, приготовив свои инструменты — блокноты, чистые листы, карандаши, ручки и закладки, стикеры, прозрачные файлы и временные папки…Лампы с подсветкой на увеличительном стекле. Смартфон с хорошей фотокамерой. — То пары дней вполне хватит, чтобы все это внимательно прочитать, делая записи. И пусть дисциплинированный Джахи запрет их в хранилище, чтоб никаких соблазнов.

Беря со стола маленькую фотографию с обломанными краями, Крис улыбнулась. Вот он — главный на эти дни соблазн. Сейчас больше всего ее волнует оживающая история, пожелтевшая от времени, с истертыми буквами и обломанными краешками. А что говорить о Шанельке, по глазам видно — полна через край.

С фотографии на Крис смотрел мужчина лет пятидесяти, чисто выбритый, с небольшими усами над полной верхней губой. Короткие волосы такого же оттенка, как усы, блестели от чего-то парикмахерского, бриллиантина, предположила Крис, или — бриолина? — наказав себе точнее вызнать, что это за средство и когда применялось. А глаза — светлые, пристальные, с черными точками зрачков. Мужчина был несколько странно усажен — боком к фотографу, так что сильно повернутое лицо получилось над вздернутым напряженным плечом, обтянутым пиджачной тканью в еле видную полоску. Казалось, обернулся на чей-то зов.

На обороте наискось мелкими буковками, слитыми в кружевную вязь, было написано: Ленни от Леона, да будем мы живы и счастливы, детка моя.

Даты на снимке не было.

— Шанель? Нелькин? Ты Димке будешь звонить? Джахи машину пригнал.

Шанелька с трудом приоткрыла глаза. В полумраке спальни на фоне светлых занавесей балдахина склонялась над ней темная голова Крис. Ворочаясь и натягивая до плеч простыню, ответила невнятно:

— Потом. Я спать.

И улетела гулять по дивному саду, полному высоких стеблей с клонящимися долу огромными цветками, похожими на царственные лилии. Тут было прекрасно. Славно. Медленно идти, проминая босыми ногами мягчайшую бархатную травку, пока кто-то заботливый поддерживает под локоть, слегка обнимая за талию. Шепчет что-то успокаивающее, предупреждая, вот порог, ногу поднимай. Говорит над ее головой — ладно, успеется, я завтра сама звякну, чтоб не дергался.

Потом она ехала, качаясь на пружинистом сиденье, снова шла, на этот раз узнавая с тихой радостью знакомый сад, веера мокрых радуг над блестящими листьями, клумбы, яркие от цветов и вдалеке — ажурную колоннаду беседки-аннуки.

Укладываясь в узкую постель, Шанелька вздохнула, вытягивая руки поверх легкого покрывала. Совсем закрыла глаза, слушая мерное шуршание воды, плеск ее совсем неподалеку. И заснула по-настоящему, с ощущением — я дома, я у себя. Так хорошо.

Из душевой вышла Крис с наверченным на влажные волосы белым полотенцем. Плотнее задернула шторы и тоже легла, так же укладывая руки поверх покрывала. Закрыла глаза, встречая мысленно мужской взгляд серых глаз на лице с четко очерченными тяжелыми скулами. Леон. Интересно, он Лев? Нет, скорее, Леонид. А она — его «детка». Еления — Ленни, по возрасту точно годится ему в дочери. Кто он ей? Завтра, вернее, сегодня, когда проснемся, мы все узнаем, думала Крис, тихими шагами уходя в собственные сны. В которых почему-то — круглая арена, посыпанная песком, яркая женщина в блестках, держит в обнаженной руке хлыст, стоя перед тумбами, на которых — львы, разевающие жаркие пасти. Нет, засмеялась во сне Крис, поворачиваясь и стряхивая влажное полотенце на пол, сунула руку под скулу, согнула ноги, устраиваясь уютно, нет, не львы — Леониды. Слушаются велений яркой и строгой женщины, указывающей хлыстом, что нужно делать. Потом она уйдет, переодевшись, будет сидеть в маленьком кабачке, есть горячий суп, слушая старого мужчину напротив, а тот, почесывая ухо, снова и снова рассказывает знакомые истории… про то, как когда-то…

Проснулись совсем уже вечером. Зевая, пили кофе в маленькой кухне. Шанелька вертела телефон, нажимала кнопки, и тот старательно пытался работать, иногда светя экраном, потом угасая.

— Помер, — вздохнула, заверчивая мобильник пальцем на гладкой столешнице.

— Высохнет, — утешила ее Крис, — ой, а мне снился цирк почему-то. Старый такой. Дрессировщица с тиграми, нет, со львами. И потом ресторанте, дешевенький, она там ест, и болтает с клоуном. Наверное, клоун. Больно уж мизантропического вида старпер.

— Это из-за новых старых бумажек, — предположила Шанелька, — твое подсознание раскрутило кино. На основании фактов, вернее, обрывков. Мы их зацепили поверху.

— Сад расходящихся тропок… — Крис потянулась к большой турке, налила себе еще кофе, — ты читала? У Борхеса?

— Читала. Наверное. Не помню сюжета. С таким названием сюжет уже лишний, да? И рассказ лишний. Или повесть. Оно — само по себе сюжет.

— Угу. А когда вникнем, то увидим в этом саду еще одну тропку. А глубже копнем — еще одну.

— От этого мне кажется, меня разорвет, — пожаловалась Шанелька, — когда я пишу. Понимаешь? Каждый абзац уводит в новую историю. Вдруг я лопну? Знаешь, я пробую записывать, ну, как положено риал писателям — заметки, планы, то-се. А оно потом лежит мертвым грузом, не пригодилось. И так жалко…