Елена Блонди - Крис и Шанелька [СИ]

Она повела плечами, по которым метнулся вдруг холодок.

— Подруга ушла. Но скоро вернется. Вы понимаете?

Ей было видно, как Вова кивнул ее голосу, поднял голову, глядя на заплетенный виноградом балкон. И через полминуты поющая лесенка сказала — идет. Да почти бежит.

Крис поспешно встала у кровати, небрежно опираясь на деревянную спинку. Потом села, тоже поспешно. Нашарила пальцами пуговицы рубашки, но застегнуть не успела. Держа ее на груди, лучезарно улыбнулась навстречу возникшей в дверях улыбке.

— Я могу?.. — Вова шагнул внутрь, прикрывая за собой двери.

— Вова, — нежно сказала Крис, — у меня огромная просьба. Просто огромнейшая. Эти вот, что сейчас зашли. Хотят поселиться?

— А? — улыбка слегка потускнела, делаясь озадаченной. У Вовы явно произошел разрыв шаблона, но дрогнув, он справился, — вы про этих, внизу? Ну, сказали, посмотрят.

— Вова… — Крис с удовольствием назвала бы его как-то ласково, более интимно, но в голову приходило лишь нежное «Вовочка» и это было выше ее сил, — понимаете… их не надо. Пока мы тут. Я знаю, дурацкая просьба, но такое дикое совпадение, из всего Коктебеля, да вообще из всего Крыма и именно сюда, когда мы тут. Если они, то нам придется съехать. Сегодня же. А шашлык? Мы так хотели. Я… я так хотела! С вами.

Вова секунду подумал, расцвел понимающей улыбкой.

— Родня, штоль? Не папа ваш?

Крис вздрогнула. Замотала головой, одновременно разводя руками и криво улыбаясь, мол, ну, как вам сказать.

— Ох, нет.

— Тетка? Эта, что с ним?

— Тетка. Именно! Вы понимаете, да?

Вова мудро покачал головой, подошел ближе, усаживаясь на легкий табуретик. Тот скрипнул под могучим телом.

— Кристина. А давай уже ж на ты, тем более, шашлыки, винцо будет. Я понимаю. Но и ты ж меня пойми, а? Каждый жилец — то живая деньга. Не-не!

Он выставил перед собой раскрытую ладонь:

— Я денег за них не возьму, что я совсем, что ли, торгаш бессердечный. Но кой-чего попрошу.

У Крис загорелись уши, и под щекочущими каплями воды взмокла спина. Она села напротив, сомкнув колени и со вниманием глядя на красивое лицо. Мысли мелькали быстро и были такими, веселыми и торопливыми. Пусть говорит, думала она, а я решу чего, по ходу.

— У вас в машине, я видел, чучело классное. Орел, да? А вы мне его отдайте? Нафига вам орел, здоровый такой, место занимает. А мне сгодится. И я тогда вашу тетеньку на порог не пущу. И Светлане скажу, чтоб не привечала. То моя сестра, Светлана. Стоит с ними щас, но без меня она не решает.

— Чего? — опешила Крис. Теперь ей пришлось справляться с разрывом шаблона. Но мысль о том, что когда-нибудь она расскажет про это Шанельке, и та будет хохотать, требуя подробностей, помогла.

— Орел? А… орел… Так, ну. Забирайте.

— Забирай, — поправил Вова, и покачал головой с укоризной.

— Да. Забирай, Вова, орла.

Вова внезапно вскочил, в секунду оказавшись рядом, схватил ладонь Крис, потряс, продолжая улыбаться. И пошел на выход, кивая и повторяя ей:

— Все пучком, Кристиночка! Да щас я тетку твою, поганой метлой. А завтра вечером мы с тобой — по шашлыкам! Сегодня мне за гостями, в аэропорт, а вот завтра!

Он не забыл соблазнительно и с обещанием улыбнуться, но Крис показалось, вместо нее Вова Великолепный уже видит простертые орлиные крылья.

А потом они спали, напрочь сморенные насыщенным жарким днем, в который вместился поселок Береговое, пыльная Феодосия, многолюдный Коктебель. Трескотня Ирины-администратора, бархатный баритон Вовы в резиновых тапках, гитара на полосатой спине внезапного Костика Черепухина с новой своею музой, и новое жилье под сенью сочных ладоней виноградной листвы. Спали, уже не слыша птиц и трещанья цикад, детских криков из нижнего дворика, женского смеха, шагов на длинной веранде, что проходила под их кованым балкончиком на самой верхотуре, на четвертом почти чердачном этаже. В чистом номере заботливо гудел вентилятор, трудился в крошечной кухоньке с микроволновкой блестящий небольшой холодильник, тикали на белой стене золоченые пластиковые часы. И, время от времени плавно переходя из нижнего глубокого сна в более верхний, Шанелька, чувствуя через закрытые веки тягучее течение летних минут, успевала порадоваться тому, что никаких чучел птиц, а вот они, живые за виногра… и снова засыпала, откидывая с голых коленок свежую белую простыню. Ей снился читальный зал, она сидит за полированным столом, на котором — раскрытая книга, огромная, с яркими, вроде бы, детскими картинками, но на них, вместо зверюшек и айболитов, нарисованы две молодые женщины в шортах и спортивных сандалетах, одна — черноволосая, высокая и широкобедрая, в тугой белой маечке, как любят рисовать смелые художники в комиксах, с небрежно опущенным на талию коротким подолом. Другая — среднего роста, с канителью светлых волос, закрывающих спину, а на лице сердечком — пухлые губы и удивленные серые глаза. Картинки сменяют одна другую, меняются быстрые подписи, а вокруг — море и лето, люди и кошки, дельфины в сверкающей дальней воде, картонные пальмы с живыми попугаями и грустными обезьянками.

«Если я дочитаю до конца, — думает во сне Шанелька, — я узнаю, чем все кончится. Ведь в каждой книге есть последняя страница, которую закрываешь, и все…»

Она перелистывает страницу, на которой нарисован синий автомобиль, высокий могучий блондин в смешных резиновых тапках, рядом Крис с улыбкой на перламутровых губах. Сейчас появится новый рисунок, понимает Шанелька, во сне поднимая голову, чтоб увидеть тихий и знакомый читальный зал. В нем, вместо школьников и дошколят, что, раскрыв рты и горя глазами, слушают ее чтение, сидят взрослые люди. Те, которых они с Крис уже повстречали, и незнакомые среди них тоже есть, так много, что у Шанельки рябит в глазах от попыток всех ухватить и задержать в памяти. Она снова опускает глаза к новой странице, ведь если книга про лето, их лето, значит, все они будут в ней, все, кто сидит и смотрит, и слушает.

Но смотреть не хочется, ведь получается, она узнает все наперед. А хочется сидеть вместе со всеми, слушать и удивляться. И повертываясь на простынях, сгибая ногу и суя руку под мягкую подушку, Шанелька закрывает и так уже закрытые глаза. Не буду, решает она, это моя жизнь, мои правила, а черт с ней, пусть идет, как ей хочется идти. А я буду ее жить…

Во сне нет таких аккуратных слов, связанных в ровные предложения, но чувство именно это. Так что Шанелька лежит на боку, прижав щекой подушку. И упрямо улыбается во сне.

Крис лежит на животе, повернув голову, а подушка почти упала, торчит над краем кровати белым пухлым углом. Ей снится Вова Великолепный, во сне он корсар, у него повязка через один глаз, и Крис жалеет его, но одновременно радуется тому, что на ногах Вовы высокие ботфорты с пряжками, и вообще он капитан, а на ней кринолин и его неудобно держать пальцами, спускаясь в кают-компанию по деревянным ступеням. Она спит так увлеченно и крепко, что не может посмеяться над собственным сном, полным образов из девчачьих мечтаний. Она сейчас вся там и посмеется, лишь проснувшись, если конечно, сон не улетит напрочь. Но главное не сапоги и не платье, а главное то, что внутри Крис сладко щемит, — она понимает, что будет, и Вова во сне никому не позволит помешать. А еще у него такие прекрасные губы, они прижимаются к ее запястью, потом чуть выше, еще выше, трогают сгиб локтя. Другая рука лежит на туго затянутой талии, привлекая ближе и ближе.