Елена Блонди - Крис и Шанелька [СИ]

Спрашивать Крис о подробностях ее посиделок Шанелька тоже опасалась. Деликатничала. Если там что-то было, вдруг Крис станет говорить про Алекзандера, объяснять и оправдываться, а совсем не надо. Шанельке — не надо, она и так примет сторону подруги, не потому что извечная женская солидарность, все они козлы, а мы-девачки всегда правы, нет-нет. Просто Шанелька Крис доверяла и знала, та умна. И сама обо всем подумала.

Но зря я это все, думала дальше Шанелька, наливая себе еще кофе и беря из бумажного пакета мягкий круассан, уж что-что, а оправдываться Крис не будет. Не тот характер, чтоб чем-то или кем-то прикрываться.

— Все вчера было нормально? — спросила, кусая и запивая, и тем подсказала подруге, можешь рассказывать, если хочешь, а не хочешь, кивни.

Та кивнула, отставляя пустую чашку. Улыбнулась. Но углубляться в подробности не стала. Ушла на постель, села, ставя босую ногу на край, и отвинтила крышечку флакончика с лаком.

— А у тебя, вроде, не очень? — задала осторожный встречный вопрос, тоже позволяя подруге или поделиться, или грустить молча.

— Ну, — Шанелька покачала головой, — ну, да. Но не хочу. Да нет, на самом деле, если по факту, то, как раз все хорошо. Просто…

Она помолчала, обдумывая, сможет ли рассказать, но не проговориться.

— Понимаешь… Смешные мы, в смысле — женщины. По факту: свидание, машина, звезды, сплошная красота. Секс. Очень даже ничего себе секс. Получше, чем… (тут она вовремя замолчала, а ведь чуть не сказала «чем в первый раз»). Хороший, короче секс. И потом все так ласково, чинно, деликатно, домой подвез, до калитки до самой. А вот попрощаться толком не сумел. И сразу получается, все, что было, будто черной краской замазали. Ну не дура? Оно все же все равно — было! И было хорошо. А ощущение такое, будто все исчезло, и ничего не было! У меня голова лопнет от недоумения, почему женский ум так устроен. Была бы я мужиком, я бы похохатывала, по пузу себя хлопая. И яйца чеша. Типа — трахнул телку, кончил круто (веришь, да, он, правда, круто кончил), можно дальше ходить гоголем. Кстати, почему гоголем? Уткой, да? Селезнем, в смысле. Не Николай Василичем. Ну, вот… Внимание, вопрос. Так почему же я, из-за того, что это чучело в машине сидело и не смогло мне пару ласковых на прощание отслюнить, и невнятно там мялось, и уехало чисто-просто так, почему я зла, будто и не лежала там, не балдела? Будто не меня целовал, по-всякому. Внимание, второй вопрос: они этого совсем-совсем не понимают? Что женщину взять тепленькую можно не отменным сексом, а этими вот глупостями дурацкими? Ручку поцеловать. Слов сказать на прощание. Или они боятся, из-за слов я замуж побегу, что ли? Все. Я сказала. Как раз успела, пока ты лак.

Шанелька рассмеялась, стоя над склоненной темноволосой головой. Крис кивнула, ставя флакончик на тумбочку.

— Может быть не все такие умные, как ты. Девочки, в смысле. Может и правда, большинство после пары ласковых сразу пытаются замуж увлечь?

Крис взяла с тумбочки журнал и стала помахивать им над сиреневыми ногтями.

— А что касается, понимают ли мужики, чем нас брать. Череп твой этим и берет. Восторгами и волочением. Ручкоцелованием. Стихами и песнями. Потому вокруг него и полно, гм…

— Дур, — подсказала Шанелька, уходя к зеркалу со щеткой в руке, — ладно уж, сама знаю. Тогда третий вопрос. Почему эти простые вещи пользуют козлы, а как более-менее нормальный мужик, так у него и язык отнялся, и паралич его разбил?

— Не знаю. Нет. Знаю. Наверное. Потому что нормальный более-менее, он боится ложных надежд надавать. А Череп гад, не боится. Начхать ему на то, что одну облизал, кинул и другую облизывает. А предыдущая — сиди, обсыхай, и рыдай в тряпочку.

— То есть, — подытожила Шанелька, резко водя щеткой по волосам, — чем дряннее мужик завершил свиданку, тем он благороднее. Чище и честнее. Да ты, Кристина Андревна, тот еще крючкотвор, тебе в адвокаты надо было идти. Отмазывать всяких. Наизнанку выворачивать все, шо видишь.

— Но-но, — Крис потрогала ноготки, встав, заходила по комнате, собирая в сумку пляжные мелочи, — тьфу на них, на адвокатов. И на дурных дядек тьфу. И на Черепа. Я так поняла — секс у тебя был, звезды были, и домой подвезли тебя. На прочее — тьфу. Все равно ты лучше всех.

— Да, — уныло согласилась Шанелька, — лучше, красивее, умнее, и главное — моложе.

— Нудисты, — сменила тему Крис, суя в сумку мобильник, — нас ждут нудисты! Бери фотик, там вряд ли будешь снимать, да и не надо, а по дороге нащелкаем на память всего. Тем более, сегодня снимемся и ночевать будем уже, что у нас там дальше? В Алуште, может?

— А… — Шанелька удивилась безмятежной решительности подруги, но не решилась уточнять, неужто Вова Великолепный оказался не таким уж и великолепным. И все вышло не слишком уж, а Крис просто отлично держится? В отличие от нее, расплакалась тут по пустякам, пристыдила себя Шанелька и решила думать вперед, а не назад. Нудисты так нудисты. Тем более, тот, с пирсингом, который первая ласточка, оказался очень даже интересным. Прикольным.

— Ох. Опять птицы!

Она бросила щетку и повалилась следом — на застеленную кровать. Пересказала Крис про первую ласточку. Так и постановили, чтоб не обзывать умника длинно, будет он зваться теперь — Ласточка.

Внизу, под балконом шумел двор. Кричали дети, ворчал чей-то автомобиль, хлопнула дверца, мужской голос заорал от души:

— Вов-ва-ан! Ах ты, черт чумазый, встречай! И номер нам, тот, что обещал, ничо не знаю! А-а-а, иди сюда, ну-ка!

В ответ послышался голос Вовы. Шанелька искоса посмотрела на безмятежное лицо подруги. Ничего по лицу не поняла и снова решила — да ну ее пока что, прошлую ночь. Начался новый день. Пусть он будет хорошим.

Они открыли двери и встали, чуть не раздавив картонную коробку на плетеном половичке.

— Ого! — Шанелька нагнулась, трогая закатанное в золотую фольгу горлышко бутылки, среди кистей крупного винограда в розовой изморози. Выпал и покатился по кафелю сизый гранат с приплюснутыми бочками.

Крис хмыкнула и толкнула коробку в комнату. Заперла дверь.

— Вечером сожрем гостинцы.

— Какой гадкий Вова, — зашептала Шанелька, топая следом и сдавленно хихикая, — о-о-о, коварный, подарки шлет, небось и ручку поцелует, и на колено встанет. Да он похлеще Черепа! Немедленно всех бросай и замуж-замуж!

— Типун тебе на язык, Шанель. Пошли скорее, пока он там с гостями.

Ветер был ярким, горячим почти до белого, и все вокруг будто присыпали белой солнечной пылью. Лица людей — загорелые и красные, асфальт, ограниченный прилавками и витринами, парапет, витые столбики, за которыми сверкала синяя, с белым блеском, вода, и по ней — белые яхты и катера, а дальше, в белесой дымке на горизонте — пухлые облака, будто сгущенный в жаркую вату летний зной.