Елена Блонди - Дискотека. Книга 2 [СИ]

— Стой тут, — распорядился Кинг, выходя на площадку. Перегнулся через перила.

Ленка услышала резкий и дробный топот, звон перил, хлопание двери, застонавшей разболтанной пружиной.

— Свалили, — прокомментировал Кинг и вошел, тесня ее внутрь и закрывая дверь, — ну ты чумичка, солнышко-летичко, ты кого притащила ко мне? Я даже своим не рассказываю, что у меня тут хата. Бля, Леник, где ум?

Говоря, толкал ее в комнату, она шла, поворачиваясь и всхлипывая, пытаясь на ходу что-то ему объяснить, а еще страшно вдруг боясь, он наверное, не один, он совсем почти голый, на поясе белое полотенце с ромбами.

Но в комнате, освещенной торшером, таким же ужасным, какой доживал свой век у Ленки, с таким же плафоном из шелковых ленточек, сверкала стеклами мебельная стенка, вольготно раскинулась разложенная двуспальная кровать, вся в смятых простынях и подушках. И — никого.

Сережа усадил ее на край постели. Внимательно посмотрел на отчаянное лицо и засмеялся.

— Помолчи. Кофе будем пить. Ты кофе в турке любишь? Хочешь, раздевайся, ложись, я принесу.

— Нет, — дрожащим голосом сказала Ленка, складывая на груди руки, — извини, Сережа, нет, я…

— Разувайся. Пошли в кухню. Там все расскажешь.

В маленькой кухне, где больше двоих и не повернешься, горел газ, двумя голубыми венчиками на стильной, с коричневой эмалью, плите, накрытой квадратной воронкой вытяжки. Садясь, Ленка мельком вспомнила мамины мечтания, вытяжка была для нее роскошью, недостижимой, потому что вечно — то Светочке пальто, то для Ленки сапоги, и путевку дают в профкоме, хоть и недорого, но деньги. Деньги-деньги…

От горящего газа было тепло, почти жарко, а еще от того, что Кинг и правда, был почти голый, полотенце перетягивало мускулистый живот с кубиками мышц, и Ленка поспешно отвела глаза, когда сел рядом на табуретку, крепко расставляя сильные ноги. На широких плечах блестели капли воды, и, проводя ладонью, Кинг засмеялся:

— Из душа вытащила. С тренировки приехал, ну думаю, побуду сегодня монахом, как положено, спорт, ужин, сон. И вдруг дзынь-дзынь, доставка на дом.

Балагуря, тянулся, не вставая, свет послушно рисовал бугры бицепсов и плавно обводил грудь, укладывал блик на широкую спину, а Кинг брал жестянку, заглядывал в турку, повернувшись, открыл воду, сунул турку на плиту.

— Мне надо домой, — скорее сказала Ленка, — ты извини, что так. Мне правда, некуда было. Пристали. Хотели увезти.

— Что за перцы?

Встал, совсем рядом, чистый, с теплой кожей, пахнущей сильным здоровым мужчиной, не так, как пахли пацаны, пропотевшие в школьных пиджаках и мятых рубашках, или эти, уличные, с крепким перегаром и сигаретной вонью от курток, поверчивал турку за длинную деревянную ручку, карауля.

— Один с Бокой шарится. А другой, я в Феодосии, случайно. Ну и вот.

— Наш пострел везде поспел, да, Оленик? Повезло тебе. Я тут пару раз в неделю ночую, у меня еще хата, две комнаты, старый фонд. А это чисто так, сменял, предки помогли. Удобно, автовокзал, толкучка. И девочки рядышком, с секретиками. Чего не приходите больше, не сидите под балконом?

Ленка замялась. Но он ответил сам.

— Из-за меня, да? То были секреты, а теперь вдруг Кинг слушает, сверху. Ну, извините, порушил идиллию.

— А. Она сама. Все равно мы уже. Ну…

Он сел, наливая в чашечки кофе. Внимательно глянул Ленке в лицо. И медля договорить, она подумала, о глазах. Думала темные совсем, а оказывается, серые. Только ресницы такие густые, что тень от них.

— Начала, говори.

Ленка опустила глаза к чашке. Взяла чайную ложечку с крученой ручкой, с радостью отмечая — дрожь проходит.

— Мы, наверное, выросли. Уже втроем, как раньше, не получается собираться. Мешает то одно, то другое. И всякие начались секреты. Даже друг от друга.

— Леник, оставайся, — вдруг предложил Кинг.

Она дернулась, стукнув ложечкой о фарфор.

— Вместе заснем, утром проснемся. Ты просыпалась когда-нибудь, голая рядом с голым мужчиной, а? Такая сонная, теплая, лохматенькая. А я тебя утром съем. Чего смеешься? Или ты меня съешь. Кинем жребий.

У него были крупные зубы, нижние не очень ровные, и поэтому он был настоящим, не как в кино. И такая улыбка…

Внутри Ленки все стало освобождаться, будто ремни отпускались, которые до того были стянуты — не вздохнуть. И это было совсем не так, как с Валиком Панчем, когда наоборот, все сжималось, и казалось, она или растает совсем или взорвется, звеня на весь космос.

«А про него не смей», вдруг сказал в голове жесткий голос, не смей про него тут. Нельзя. Это разные миры, Малая.

Но даже быстрая мысль о Панче не помешала тому, что все вдруг становилось на места, почему-то. И Кинг, который сидел и смеялся, с удовольствием разглядывая ее белые волосы облаком, и плечи под клетчатой рубашечкой, был таким — настоящим, как надо. Она подумала о широкой постели, его постели, в которой Ленка проснется, совсем свободная, от всего, и это будет их собственное королевство…

— Мне нельзя, — ответила, держа пальцы на горячей чашке, — у нас дома телефон, не работает. Мама волнуется. Побежит еще в милицию. Я бы хотела, Сережа. Но сегодня никак.

Спокойно соврав про телефон, подняла чашечку и отпила густого сладкого кофе, горячего, но не обжигающего. Как надо.

Темные брови поднялись, серые глаза снова медленно прошлись по ее лицу, и она не отвернулась, улыбаясь в ответ.

— Вот как, — протянул Кинг, тоже держа чашечку, — значит, свершилось и случилось. И кто счастливчик?

— А ты как понял?

— Легко понять, Леник. Другая стала. И я тебе вот что скажу. Из тебя такая получится женщина, ох, заяц, даже подумать страшно.

— Ага, уж ты так испугался. Всем, наверное, это говоришь.

Сережа поморщился, останавливая ее поднятой перед собой ладонью.

— А не надо этого, как у всех. Ты странная, вот и будь такой. Поняла?

Вот что, поняла Ленка. Вот откуда это, что почуяла. Тут ей можно быть такой, какая она есть.

— Сережа, я не всегда бываю странной, — она пожала плечами и засмеялась. Так было хорошо смеяться, тут с ним, — я бываю самой обыкновенной. Это ведь тоже я?

Он перестал улыбаться и посмотрел опять, очень внимательно. Ленка все же смутилась и ладошкой помахала перед своим лицом:

— У меня на носу муха? А рожа не в семачках?

— Что? А! — он расхохотался, упирая в пол босые ноги.

Они медленно шли мимо желтых окон, под ветками деревьев, а сбоку проезжали редкие машины, пробираясь к поворотам в длинные дворы. И Ленка, кивая в ответ на какие-то Кинга вопросы, старалась не вспоминать о последних десяти минутах, когда уже выпили кофе, и он ушел в комнату, вернулся, застегивая новенькие джинсы «Монтана», дорогущие, а она выдохнула, радуясь, что все так спокойно и уже домой. Встала, поправляя волосы и протягивая руку за сумкой. И тут он ее обнял, прижимая к груди, мягко, но сильно. Сказал в макушку, уверенно подталкивая в комнату, где белел из темноты угол разостланной широкой постели: