Елена Блонди - Дискотека. Книга 2 [СИ]

— Ну, как я тебя отпущу, а? Такую вот. Ведь сама прибежала, Леник…

Он был такой большой, по сравнению с ее ростом, голос шел сверху и еще она слышала его ухом, мягко прижатым к распахнутой коттоновой рубашке, и ее шаги путались с его шагами. Она испугалась, чутко прослеживая обостренными нервами, что сейчас можно, а чего никак нельзя, поняла — нельзя вырываться и закричать нельзя, а может ей и не хотелось. Но смутно цепляясь за мысль, есть ведь и другие способы отвертеться, попыталась.

— Сережа. У меня сейчас, вот только что. Из-за моего парня. Задержка. Да подожди, минуточку совсем. Две недели. Ну, представь.

— Испугалась, да? — голос был ближе, оказалось, они уже снова сидели там, на простынях, а торшер выключен, в окно, которое на балкон, льется неяркий белесый свет, квадратами на пол и подушку. Свет упал на ее лицо, потому что голова — на подушке, а потом стемнился, закрытый его головой над ее лицом.

— Плохо, — сказал Сережа, — бедная Леник, плохо, и у меня нет резинок, вот незадача.

Она попыталась подняться, внимательно следя за своими движениями, чтоб не дергаться резко, потому что испугалась не того, что может случиться, если она подчинится, а того, если вдруг вырвется. — Он станет другим. Таким же, как пакостно мудрый Пашка, или Бока с его ухмылочкой, Чипер с угрозами… А она останется совсем одна. Без никого. Этого она не хотела, никак не хотела и не могла ему позволить. Поднимала голову мягко, чуть отводя в сторону, положив руку на его горячий бок над ремнем джинсов.

— Не надо, — сказала шепотом, снова откидываясь под уверенным нажимом сильной руки, — Сережа, ну…

— А можно и по-другому, — ответил он, и Ленка услышала, в тишине темной комнаты, разбавленной совсем далекими звуками, лаем собак, неясным шумом автомашин, а еще телевизор где-то…, тихо, но так четко — металлический шепот молнии на его джинсах. И руки на ее плечах.

— Никакого риска, маленькая. Ну? Да не бойся, я осторожно. В первый раз, да?

Мимо проехала машина, свет проплыл, показал и уплыл дальше, свернул за угол.

— Так и сказал? — сильная ладонь сжала ее пальцы, встряхнула, — эй, о чем задумалась?

— Что? Да. Что ему нужно иногда одному. Характер…

— Поверила?

Он шел ровно, уверенно, иногда поворачивал к ней белеющее в сумраке лицо. Ленка покачала головой. Очень хотелось вытереть рот, но правая рука была у него в пальцах, а левая на ремне сумки.

— Нет.

— Правильно. Это общая отмазка, Еленик. Морду вдохновенную, ах, я такой весь непонятый, ах мне нужно одному. Если хоть раз такое сказал, гони на хуй. Поняла?

Она промолчала. И Кинг, шагая и сжимая ее пальцы, засмеялся.

— Ерунду говорю. Насчет гони. И наплевать. Знаешь почему? Я завтра в аптеку. Резинки будут. Тебе позвоню и встретимся.

— Завтра не могу, — испуганно сказала Ленка, — я и так что-то загуляла, ну не в том смысле, а…

— С мыслями надо собраться, понял. И дома побыть хорошей девочкой. Тоже понял.

Он остановился на углу, когда она тоже остановилась, поднимая к нему лицо. Почти под ногами мелькнул кот, непонятного цвета.

— В темноте все кошки серы, — пробормотала Ленка любимую их со Светищей поговорку, откуда-то из книжек выуженную несколько лет назад.

— Леник, я не Пашка твой ебанутый, кидать тебя после пяти минут первого секса не планирую. Встретимся снова, поговорим уже серьезно. О нас. И там будет видно.

Отпустил ее руку и обеими ладонями взял лицо, поворачивая к своему, опущенному к ней. Сказал, рассматривая:

— Эдакая девочка. Экая-разэкая девочка, беленькая, а глаза серьезные, и боятся. Беги, Леник. Никто тебя не обидит теперь, ясно?

Она закрыла серьезные испуганные глаза — и как разглядел в темноте, и они поцеловались. Ей было странно целоваться и стыдно, после того, что было там, в темной комнате. Но сам захотел, сейчас.

Кивнула и ушла, очень резко спиной ощущая мир, который вдруг начал вырастать и наполняться чем-то новым, странным на вкус и на ощупь, известным ей лишь по случайным неясным фразам из книг, и тайным разговорам с девчонками, которые или знали еще меньше, или болтали не о том, будто выбирая из огромного мира какие-то крошки и мелочи, рассыпанные по полу. А впереди горело кухонное окно, и там был ее прежний мир, из которого Ленка неумолимо вырастала и даже захоти остаться, уже перестал ее принимать, выталкивая из себя… Мама хвалилась, что до восемнадцати лет играла в куклы. И ничего не знала до самой свадьбы с папой. Но после Ленка узнала, были и танцы, и сумасшедшие романы, и этот ее Артур, который бегал топиться, хорошо не добежал, а у мамы осталась его фотография — весь в аксельбантах и погонах, носатый и тонкошеий, а на обороте стихи… Папа с двумя семьями, двумя женщинами, которые рожали ему детей. И Светища с круглым животом, ругается с Жориком, который выходит в кухню в семейниках — дурак дураком, и смотрит на Ленку так, что его бы тоже — подушкой по башке.

Ленка вошла в подъезд, медленно привычно считая ступеньки. Семь шагов. Получается, ее собственный мир, из которого она вырастает, съежился до размеров комнаты, вернее, до письменного стола в ней, с раскрытыми учебниками. А еще до маминого отчаянного и невыполнимого желания, чтоб все было как надо и обязательно вовремя, и ничего ничему не мешало, а иначе — катастрофа.

Поворачивая ключ, Ленка улыбнулась и, наконец, спохватившись, поспешно вытерла ладонью немного саднящие губы. С мамой сильно что-то не так. Не может быть, чтоб весь мир вокруг был одной сплошной катастрофой. За исключением Ленки, которая одна еще не успела нагрешить, так полагает мама, потому что даже любимая Светища ее подвела. Но вот незадача, теперь уже и Ленка. Мама просто этого не знает.

И не узнает, постановила Ленка, включая в прихожей свет. А вот с папой обязательно нужно поговорить. Но когда он трезвый. Пусть расскажет ей, где сейчас эти Панченки, что делают и как поживают.

Она босиком прошла коридор и заглянула в кухню. Поморщилась от сизого дыма, пластами под круглой лампой на длинном шнуре с потолка.

— Пап, ну ты как паровоз. Светка теперь пассивный курильщик, да?

— Светка ваша еще, — сердито сказал отец и стал раскладывать газету, а та шуршала и мялась, не желая складываться.

Ленка подошла, морщась, отобрала огромный лист с черными заголовками, свернула, как надо и отдала обратно. Отвернулась и быстро ушла, кусая губы и злясь. За дверями родительской спальни слышался мамин голос, и по полу змеился шнур телефона. Там — Ирочка. Слушает мамины жалобы. А за дверью рядом музыка, какой-то рок, и тоже голоса.

Ленка зашла к себе и закрыла двери. Села на диван, рассматривая себя в дальнем зеркале. Шепотом сказала отражению:

— Как будто открытый космос. Вышла и еще никуда не дошла. Без скафандра.