Елена Блонди - Ястребиная бухта, или Приключения Вероники [СИ]

Сказала:

— Нет, давай уже спать. Гостья обиженно закусила губу, дернула одеяло, отворачиваясь.

— Знаешь, ты думаешь, что ты прям… И замолчала. Совсем недалеко гудел автомобильный мотор. Ника быстро села, одергивая футболку, нашарила ногами тапки.

— Едет. Ты иди, ложись на диван. Фу, наконец-то, едет. Она толкнула Ласочку в голую спину, и та неохотно пошла впереди, шлепая по деревянным половицам босыми ногами.

— Возьми вот рубашку, надень. Укройся. Ты пойми, он повез девочку, она ногу сломала, я же волнуюсь.

— А-а, — сказала Ласочка, укладываясь и натягивая одеяло, — а я думала, от меня спасаешься, радуешься, что приехал.

— Глупости. Лежи, я встречу и потом вас познакомлю. Утром отвезет тебя. Говоря, натягивала штаны, свитер. Включив в маленькой прихожей свет, еще раз повторила, влезая в старую зимнюю куртку и сапоги:

— Я быстро. Может, чаю потом, вместе. Прикрывая двери в комнаты, распахнула наружную, и замерла, услышав из-за ворот клаксон и громкие чужие голоса. Рявкнул звонок, ему ответил дрожащим пением другой, что в корпусе.

— Хозяева! — прогремел уверенный мужской голос, ясно слышный в тихой после ветра ночи, — есть кто дома? Ника вздрогнула. За ее спиной внезапно возникшая Ласочка, сильно дергая за рукав, зашептала лихорадочно, стягивая на груди просторную фланелевую рубаху Фотия.

— Бля, Токай орет. Ника, не пускай! Убьет ведь. Уййй… Заскулила, топчась босыми ногами.

— Хо-зя-е-ва! — орал гость, мерно колотя в гудящие ворота, — сколько спать можно! Оглохли? Засигналили сразу две машины. Ника толкнула Ласочку обратно.

— В конце коридора, за туалетом — кладовка. Закройся там. И молчи. Да иди быстрее!

Пихнула Ласочку по коридору, сама дотолкала до незаметной двери и, зашвырнув внутрь, прошипела:

— За-крой-ся! В прихожей сперва ткнула в выключатель, чтоб над крыльцом зажглась лампа. Неяркий свет пролился во двор, голоса смолкли, видимо, по осветившемуся верху ворот поняв — в доме кто-то проснулся. Ника сгребла вещи Ласочки, сунула их в старый сундук, свалила сверху какие-то одежки с вешалок. Лихорадочно осмотрела, пугаясь тому, что слишком заметен беспорядок. Новый удар в ворота заставил ее поторопиться. И за дверями, на крюке она вдруг увидела чехол с ракетницей, той самой, которую не помнила, где искать. Переглатывая, схватила рубчатую рукоятку и, пряча тяжелый пистолет в глубокий карман, вышла на крыльцо. Молча пройдя через двор, дождалась, когда стук прервется и спросила:

— Кто там?

— О, баба! — удивился чей-то пьяный голос. А первый, уверенный баритон, сказал:

— Заткнись, Беляш. Мадам, позовите хозяина, дело есть. Ника помолчала, собираясь с мыслями. Две машины. Голоса, все мужские. Кроме двух с именами, слышны еще. Водилы? Шестерки?

Четверо, минимум.

— Мадам? — в голосе ясно послышалась доброжелательная угроза.

— Его нет, — голос Ники дрогнул.

— Ага, — удовлетворенно обрадовался тот, кого баритон назвал Беляшом, — а-атлично!

— Да суньте ему в рыло уже, — распорядился баритон все так же доброжелательно, — заебал. Мадам, откройте.

— Что вам надо? За воротами послышался вскрик и сдавленная ругань.

— У вас есть телефон? Тут моему другу поплохело.

— Не работает. Ручка на воротах повернулась туда-сюда, повизгивая. Баритон заговорил снова, и интонация его резко изменилась. Ника подумала с тоской — ожидаемо изменилась.

— Слышь ты. Мне ваш забор — на один плевок. Не сейчас, так завтра все разворотим на хер. Открой, пару слов скажу и уедем. Ну? Ника глубоко вздохнула и дернула тяжелый засов на калитке.

Открыла, исподлобья глядя на черные фигуры, подсвеченные фарами.

Одна из фигур мешком лежала на жиденьком поблескивающем снежке. Высокий, с невидимым лицом, осмотрел освещенную фарами Нику и, отступив, махнул рукой. Другой мужчина послушно проскочил в калитку, сильно толкнув хозяйку. Грохоча ботинками, побежал к крылечку маленького дома. У Ники внутри все мелко вздрагивало от растущего ужаса. В калитку метнулся еще один, и Ника вспомнила быковатых подручных Василька в бердянском ресторане. Такие же плечистые, одинаково сутулые, с локтями в стороны. В таких же черных кожаных куртках, только эти по сезону — длинные, с капюшонами.

— Мадам, — бархатно сказал главный и тоже вошел, оттесняя Нику во двор, — мне бы поговорить с вашим мужем, но, кажется, вы тут в гордом одиночестве?

— Да. Муж уехали, уехал в степь. Скоро будет. Свет падал на правильное лицо с небольшими усами, темные глаза смотрели весело и доброжелательно.

— От такой пышноволосой Рапунцель, ночью в степь? Чем же не угодила? И кстати насчет телефона. Позволите?

— Он поехал обрыв чинить. Провод порвался, от ветра. Недалеко.

— Ах, вот что! — высокий покивал с важным видом, — конечно!

Недалеко. Буквально через пять минут и подскочит, да?

— Не знаю.

— А, может, он повез нашу девушку, а? Тут не пробегала такая беленькая лисичка? С порванным ушком? — спрашивая, подхватил Нику под локоть, потащил ее к дому, где на крыльце переминались быковатые, ожидая приказаний. Ника подняла брови как можно выше. Старательно пожала плечами.

— Кого? Не понимаю.

— Значит, никто не стучался, ночевать не просился?

— Нет.

— А телефон, значит, сломан…

— Да. Высокий отпустил ее локоть и поднялся по ступеням. Усмехнулся, разглядывая Нику сверху.

— Врешь ведь! Ника снизу смотрела в уверенное красивое лицо с крупным чуть горбатым носом и большим ртом. Подавила желание нащупать в глубоком кармане куртки сунутую туда ракетницу. Чем ей поможет сейчас, если она вытащит, путаясь в складках куртки, и выпалит в воздух? Или даже в эту самоуверенную ухмылку. Не дождавшись ответа, мужчина взялся за дверную ручку, и помощники отступили, держась по бокам. Вздохнул.

— Придется проверить. Не люблю, когда мне врут, особенно такие милые девушки. Вошел, оставив двери открытыми. Ника поднялась на крыльцо и, не глядя на быковатых, пошла следом, в гостиную. Стоя в дверях, включила свет и показала на столик.

— Телефон. Высокий осматривался, стягивая с руки кожаную перчатку. Поднял брови, увидев круглый стол со сбитой плюшевой скатертью и разворошенное постельное белье на диване. Мягко прошел к столику.

Прижимая к уху трубку, несколько раз надавил на рычаг. И положив, широко улыбнулся, приподнимая короткие усы над ровными белыми зубами.

— Мои извинения, миледи. Молчит, как мертвый. Ну что же, не буду мешать. Вот только… Резко повернулся и, выскочив в коридор, дернул приоткрытую дверь спальни. Широкая спина в кожанке загородила от Ники внутренность комнаты, где загорелся включенный гостем свет.

— Однако, — задумчиво сказал, и, быстро осмотревшись, повернулся к ней, — и еще постель. Похоже, в вашей жизни не все ладно, а, миледи?