Елена Блонди - Ателье [СИ]

— Миша, отрежешь чего, — машинально сказала Галка, беря карандаш и снова придвигая к себе тетрадь, — оставьте телефон, Дарина Васильевна, мы вам позвоним.

Входная дверь распахнулась, впуская Ирену, утопающую в своем мягком сером пальто. Томно глядя вокруг близорукими глазами, Ирена протиснулась мимо завуча, но та, ахнув, схватила ее за рукав:

— Задереева! Ты?

Ирена выдернула рукав и, шурясь, пригляделась.

— Дарина? Ой, Дарина Васильевна, здрасти.

В голосе клиентки зазвучали вдруг металлические нотки.

— Значит, вот ты где! А мы с ног сбились! Хоть бы аттестат забрала, бессовестная. Хорошо, девчонки сказали, что под машину не попала и не изнасиловал кто. Твои данные и сейчас в отделении милиции валяются, я до сих пор туда звоню, раз в месяц!

— Нужен мне ваш аттестат! — Ирена, отскочив на безопасное расстояние, скинула пальто на подставленные Мишины руки, повесила на плечо сумочку, — все в порядке у меня. Работаю. Взрослая уже. Дарина Васильевна, вы чего? — нагнув голову, она всматривалась в собеседницу, а та, нащупывая рукой, тяжело опустилась в кресло.

— Мишка, неси воды, — скомандовала Галка, вскакивая.

— Все… в порядке, — шелестящим голосом произнесла гостья, — я… я посижу. Ничего.

Галка промаршировала к Ирене и, обходя ее, крепко толкнула обратно в приемную, прошипела в ухо, розовеющее среди темных кудряшек:

— Сиди с ней, жди примерку. Тоже мне — взрослая…

Ирена уныло вернулась, села на краешек соседнего кресла и сложила на коленях ухоженные ручки с видом школьницы, развлекающей гостью, пока мама на кухне. Ефросиний, оторвавшись от созерцания встречи, засеменил к Галке, которая стояла у примерочной, выразительно на него посматривая.

Даша снова ушла в раскроечную, села, вздыхая. Из холла доносились невнятные голоса. Вот Ирена что-то говорит, тон виноватый и сердитый одновременно, а вот отвечает ей завуч с бурятскими глазами и выдуманным именем Дарина, сперва — очень холодно, потом мягче, и вдруг обе смеются.

— Да вы что? Иван? — вскрикивает Ирена, — да он же…

Дарина Васильевна бубнит, рассказывая про Ивана. А когда смолкает машинка Алены, слышится из примерочной медленный голос Галки:

— Думаете, выйдет? Хотелось бы. А бумаги?

— Галочка! — голос Ефросиния наполняется звонким лукавством, но, спохватившись, он переходит на шепот, и его радостные возражения уже не слышны.

Даша прислонилась к стене и, подобрав ноги на диванчик, обняла коленки руками. Сказала, глядя, как Настя поддевает шифон огромными портновскими ножницами и, рраз, нежная ткань распадается на два полотна:

— Моя следующая коллекция будет морская. Совсем-совсем морская. И летняя.

— Матроски будешь шить, полосатые? — Настя, аккуратно встряхнув, сложила раскроенные куски.

— Зачем матроски. Название будет «босиком по песку». Купальники, платья для ветра, брюки прозрачные. Манекенщицы — босиком. Браслеты из ракушек на щиколотках. Здорово?

— Ты сделай сперва.

— Сделаю.

Настя сунула ей стопку лоскутов:

— Это сметай, сейчас. Потом комбез начнешь. И платье с дырками. Потом для этой, детдомовки — бальные. Потом…

— Фасоль переберу, — сказала Даша, — посажу сорок кустов алых роз и сорок кустов белых, а уж потом, может быть, доберусь до своего. Если не помру раньше за машинкой.

Через неделю, когда платья Галкиной маленькой коллекции висели рядом с Дашиными, поняла, лихорадочно сметывая бальные туалеты для именинниц — не померла. Просто время бежало все быстрее и Даше казалось — оно, как серая лента шоссе за окнами быстрого авто. Мутное и гладкое, а приложи ладонь, стешет до крови. Только ехать вперед, не останавливаясь, не смотреть на мутную ленту, не думать, с какой скоростью убегает.

Девочки были славные, трое худеньких, и одна похожая на Настю — крепкая и домовитая, но особо обращать внимания на каждую Даше не пришлось. Царил — Миша, картинно прищурив глаз, вертел заказчиц, покрикивал, и, заводя в примерочную, строго читал морали на все случаи жизни. Уходя, девчонки стайкой толкались в холле, хихикали и посылали Мише воздушные поцелуи.

Даше казалось, она превратилась в какой-то придаток к машине. Иногда — к утюгу, если приходилось сменять Алену. Приближался день показа. Когда вспоминала об этом, внутри пробегал холодок, стягивался в комочек в солнечном сплетении. Как все будет? Кресла, фотографы в первом ряду, множество лиц. Смотрят на Ирену, Дику и еще троих, что выходят из-за кулис, глядя перед собой неподвижным взглядом, несут на себе кожаные корсеты, ремни, топы, помахивая руками, схваченными браслетами и оплечьями. Вьются вокруг щиколоток волны прозрачного белого полотна, плененного жесткой скрипучей кожей. Падают на спины мелкие кудри длинных волос (Дике придется надеть парик, уже отыскали, все его мерили, даже Мишка, и сложили аккуратно в пакет), убранные на висках под ажурные кожаные обручи и сыромятные ленты с подвесками.

Четыре платья. И последнее — пятое. С разрезными рукавами до пола, сложно переплетенными кожаными шнурами на обнаженной груди, с длинным шлейфом, украшенным по краю вырезанными из кожи символами непонятного алфавита, который приснился Даше уже давно. Платье невесты. Девочка, что покажет его, получит за выход столько же, сколько четыре ее подружки. Потому что самая-самая, спасибо Ирене — привела манекенщиц. Хотя на неделе моды они нарасхват.

…Что-то странное творилось с Эллочкой. Она появлялась все реже, и это радовало. Но выражение тайны на кукольном хищном личике заставляло Галку нервничать. Элла вбегала и, не здороваясь, кидалась к запертому ящику, где лежали ее тетради, листала, с чем-то сверяясь, а потом, повисев на телефоне, исчезала — только мотор за окном взревывал и снег летел из-под колес.

— Я уже у Талашовой всех расспросила, — глядя в окно на Эллочкину машину, говорила Галка, — она и там редко. Может, выцыганила у мужа ювелирный салон или косметический кабинет? И теперь там всем лечит мозги?

— Хорошо бы, — мечтала Даша.

— Ладно. Главное, чтоб не болталась под ногами. Через три дня показ. Господи! — Галка подводила к потолку сильно накрашенные глаза и, с надеждой глядя на потрескивающую лампу, просила, — только бы ничего не случилось! Господи, пусть никто не подерется, не уедет, и под машину не попадет!

— Типун тебе на язык, Галь!

— И пусть поноса не случится, — продолжала перечислять Галка.

Но случилось другое. Похуже поноса.

За день до показа в ателье прибыла Элла. Вплыла в двери и остановилась, оглядывая трудящихся. Сперва перестал шипеть Аленин утюг, звякнув о подставку. Галка прошла мимо склоненной Даши и остановилась, заслоняя ей свет. Та застопорила машину и подняла голову, собираясь избавиться от помехи. И увидев, что все смотрят в сторону холла, обернулась тоже.