Елена Блонди - Ателье [СИ]

Через час они с Мишей гнали через мокрое от подтаявшего снега шоссе испуганных радостных девочек, нагруженных пакетами с вещами. Миша гордо осматривал их, точно пастух, ведущий стадо на ярмарку, а Даша, вбегая в стеклянный холл, втискиваясь в лифт, подставляя Даниле холодную щеку, лихорадочно прикидывала, на кого какое платье надевать.

— Обогреватель принесу, — открыв зал, Данила умчался, а Даша, отойдя в угол, уткнулась в мобильник:

— Дарина Васильевна, это Даша, из ателье. Мне надо девочек задержать, до вечера. До ночи, вернее. И чтоб завтра. И послезавтра. А лучше, чтоб сегодня и не ехали обратно, чего время терять. Что значит, много на себя беру? Дарина Васильевна, дело жизни и смерти! Я объясню…

Бегали со стульями Миша и Данила, девочки осторожно доставали из пакетов невесомые платья, калился в центре зала большой обогреватель, исходя красным светом. А Даша спорила с завучем, уговаривая ее.

— Я не имею права! — поскрипывало в трубке, — как вы не поймете, деточка. Это подсудное дело, они обязаны вернуться. Им всего по шестнадцать лет!

— Они радуются! А нас могут уволить, всех. Ну, что же делать! Они уже надели платья! Вы бы видели, какие они красивые!

Она беспомощно оглянулась на четырех девочек, те стояли, переминаясь, бледными от холода руками оглаживали на боках прозрачный шифон. Миша ходил вдоль маленького строя, неся на локте кожаную сбрую. Даша снова прижала к щеке теплый мобильник:

— А приезжайте сами! Будет все под вашим контролем! Ну, пожалуйста! У нас тут та-ак чудесно!

Огромный зябкий зал был заляпан краской и побелкой, в дальнем углу притулились наспех сколоченные козлы, по грязному полу сквозняк гонял обрывки бумаги. Даша осмотрела запустение и повторила убежденно:

— Вам понравится!

— Я могла бы… — в голосе завуча слышались нерешительные нотки, — но далеко добираться, как же я…

— Ничего. Мы за вами приедем! На машине!

И, поспешно отключаясь, Даша испуганно крикнула девочкам, что столпились вокруг обогревателя:

— Не сожгите рукава!

Миша ползал на корточках, мелом рисуя на полу очертания подиума. А к Даше подошел Данила. Глядя, как снова набирает номер, спросил:

— Еще помощь нужна?

— Даничка, спасибо. Пока все. Была бы машина, привез бы завуча, ну, ничего.

— А кому звонишь?

— Саше. Александру. У него есть, может, он…

И замолчала, когда большая рука облапила телефон. Пряча его в карман, Данила сказал хмуро:

— Ему ты звонить не будешь.

Ошеломленная Даша сделала шаг к нему, но Данила отступил, набычиваясь.

— Верни телефон! — голос ее зазвенел, ударяясь о потолок.

— Нет. Это повод чисто, да? Почему номер не удалила? На всякий случай оставила?

Даша стояла вплотную и смотрела на подбородок в светлой щетине. Черт знает что… Сегодня утром, просыпаясь, дышала его запахом и целовала вот эту скулу, шептала в ухо всякие глупости. Были — вместе. И вот — совершенно чужой, вдруг встал на дороге, где она — на полной скорости, а время поджимает!

— Данила, не глупи. Времени мало. Был бы ты с машиной, попросила бы тебя. И хорошо, что телефон не удалила.

Он снова отступил на шаг, чтоб видеть выражение Дашиного лица.

— Выходит, тебе дело важнее всего? И меня тоже?

Она пожала плечами, удивляясь:

— Сейчас — конечно. Иначе ничего не добьюсь. Но я тебя люблю, Дани. Дай.

Данила смотрел на ее протянутую руку, на застывшее лицо и неподвижные глаза. Хочешь другую? — шелестнуло в голове, — тихую, послушную? Табити-Апи, женщина, соединяющая небо и землю… не может быть простой.

Он медленно полез в карман за телефоном. Чуть-чуть не успел.

— Миша, — крикнула Даша, и голос ее метнулся посреди голых стекол, — Миша, набери Александра, того, что дрался, и дай мне трубку.

— Да забирай, — буркнул Данила и, сунув ей мобильник, ушел, хлопнув дверью.

Даша схватила теплый от его руки телефон.

— Алло, Саша? Добрый день, Саша. Помощь нужна. Хорошо дела. Спасибо. Не ты нужен. Ой. Не совсем ты. Машина нужна, Саша, срочно! Вертушинка, километров сорок от Москвы. Привезти человека и кучу вещей. Пожалуйста!

Морщась от нетерпения, слушала неторопливый многословный ответ, и вдруг, что-то о Саше сообразив, перебила:

— У нас тут сплошной адреналин. Чем закончится, не знаю, может, в кутузку всех посадят. Едешь? Угу. Ждем.

Музыка всплескивала саксофоном, бархатный голос певицы поднимался к ярким лампам на потолке, и, будто обжегшись, отлетал к черным плоскостям огромных окон. Отдавая холодному стеклу тепло, становился тише и вдруг, почти смолкнув, снова набирал силу…

— Стоп! — раздавался Мишин недовольный крик, и музыка исчезала под кнопкой, задавленная костлявым пальцем.

— Не туда!

Миша подбегал, хватая за руку новоиспеченную манекенщицу, семенил вокруг, как танцор, часто перебирая черными туфлями, и, крутя растерянную девушку, приговаривал:

— Шаг, шаг и еще шаг. По-во-рот. И ты уже спиной, и-и-и пошла обратно, пошла шаг-шаг-шаг. Поняла?

Та кивала, хлопая глазами. Миша снова убегал в угол, тыкал пальцем в кнопку, воскрешая музыку.

— Не смотри вниз! Вперед смотри!

— Там же нарисовано, на полу. Я не вижу, если вперед… — семеня кожаными подошвами сандалий, возражала девочка.

— А ты слушай музыку. И считай. Раз-раз-раз и-и… поворот. Шаг-шаг-шаг — пошла обратно.

Провожая строгим взглядом девочку, которая, с неописуемым облегчением на лице добиралась, наконец, до черты, обозначающей кулисы, торопил криком:

— Зашла за штору, сразу скидывай! Быстрее ногами перебирай. А ты чего топчешься? Давай, пошла!

И вторая красавица, взнузданная в кожаные соблазнительные доспехи, перекосив от напряжения лицо, ступала одеревенелыми ногами, стараясь попадать в такт Мишиному счету. А первая, зайдя за черту, хватала себя за шнурки, пряжки и пуговицы, бежала к стене, путаясь в подоле. Вокруг приплясывали Даша и Алена, на ходу помогая раздеться. Настя, тоже танцуя от нетерпения, ловила посиневшую модельку в распахнутое на руках следующее платье, уже из Галкиной коллекции, и оттаскивала подальше, вертя и осматривая, дергая за рукава и плечи:

— Встаешь и ждешь. Ну, там увидишь, где встать…

— Не увижу! — боялась девочка.

— Поставим. Не трусь. И, как музыка сменится, пойдешь второй раз. Снова первая, — наставляла Настя.

Девочка выдернула руку из ее пальцев и прислонилась к стене. Губы ее кривились.

— Я не смогу. Упаду. И… и… не смогу я! — всхлипнула и поднесла к накрашенным глазам рукав. Настя, ахнув, вцепилась ей в запястье:

— Замажешь!

— Ы-ы-ы-ы, — дева послушно опустила руки, и зарыдала в голос, глядя перед собой.