Аква Тофана - Сок глазных яблок

Но и у монетки была мечта. Ей хотелось, чтобы нашелся человек, который крепко сожмет ее в кулаке, и она превратится из монетки, которую бросают на дно колодца, в талисман, который хранят и берегут. Который греет сердце верой и надеждой и который дороже любой отдельно взятой мечты.

Вот в детстве бездумно кладешь стакан на бок и катаешь по поверхности стола, он выскальзывает из рук, падает и разлетается осколками по полу, а ты удивленно плачешь. Я до сих пор познаю мир через разрушение: «А что, если?..». Сколько же «стаканов» я перебила… Каждый раз – боль, сожаление и вина. «Но разве ты с самого начала не знала, что вот так вот и будет?». Нет, честно, не знала! Для меня знать – это чувствовать. Пока не прочувствую – не узнаю. Но чувствовать я начинаю слишком поздно, когда что-нибудь уже безнадежно испорчено или уничтожено. И я раскаиваюсь, иногда разочаровываюсь в самой себе на месяцы, бывает на годы. Я заучиваю эти уроки «хрупкости бытия» и бережнее отношусь к жизни, но каждый «стакан» был бесценен и существовал в единственном экземпляре. Есть ли альтернатива разрушению?

Их мягкое сияние окутывает меня теплотой сквозь воспоминания. Умиротворяющая небесная лазурь июльского дня. Чистейшие водоемы, до капли вобравшие скорбь этого мира. Ее глаза сочились добротой и нежностью всех матерей земли. Когда она дотрагивалась до моего плеча, мне казалось что это ангел-хранитель прикрывает меня своим крылом. Она всегда угощала меня сладостями Я тормошила ее, как дитя, придумывая новые и новые поводы обратиться к ней за помощью, она ни разу не сказала мне «нет». Роскошь и редчайшее расточительство человечности. Она видела мои зрачки, пронзенные болью, но не допытывалась причины, укутывая фибрами своей души мое треснувшее сердце. Ее глаза видели меня и принимали такой, какая я есть, ей было все равно, что думали обо мне другие. В последний день, когда мне нужно было уходить, я заглянула в ее грустные светлые глаза на прощанье, и мне захотелось… повеситься У меня не хватило и никогда не хватит слов, чтобы выразить ей свою благодарность.

Ей было 26. Ее бабушке под 90. Ей сказали, что она может умереть. Не бабушка, а она сама. Ее убивало собственное тело.

Время застыло в напряженном ожидании. Циферблат часов вхолостую отсчитывал секунды. День сменял ночь, будто нарисованные декорации мелькали за окном. Она была разочарована в себе и придавлена чувством вины, даже плакать не хотелось. Каждый неровный удар сердца, каждый резкий взмах ресниц был ей вреден, но она упорно делала себе хуже.

Она прикинула в уме, сколько человек криво усмехнется, узнав об ее смерти, а сколько огорчится. Первых оказалось больше. Хорошо это или плохо, она не знала.

Потом она вспомнила всех людей, которые в ней разочаровались, которым она причинила боль. Вот как так вышло? Поди теперь докажи, что никому не желала зла. Она попыталась перечислить свои хорошие качества и то, за что ее можно любить. Попыталась сегодня, попыталась вчера, попыталась позавчера, и неделю назад, и месяц назад тоже – ступор и пустота. Или она очень скромная, или любить ее и вправду не за что. Что хорошего она сделала в этой жизни? Что ее удерживает здесь? И правда – что? Как в фильме ужасов: за что ни пыталась ухватиться, все осыпалось трухой между пальцев. Она чувствовала вину и разочарование в самой себе. Не смогла… не успела… проиграла… Как будто кто-то на небе очень недвусмысленно намекал, что ее время вышло и ей нужно освободить место. Такой, какая она есть, ей здесь не рады и просят уйти. И дело не в том, что лекарство не помогает. Я чувствую вину и разочарование в самой себе… Как будто кто-то на небе очень недвусмысленно намекает, что мое время вышло и мне нужно освободить место. Такой, какая я есть, мне здесь не рады и просят уйти. А я разочарована в себе и почти не против. Почти…

Когда-то ей было 15. Она безапелляционно заявила в кругу сверстников, что умрет в 30, ведь 30 – это глубокая старость и после 30 ничего нет. Предельная искренность подросткового максимализма Время шло, а ничего не менялось. Она может представить себя в 28, 29, даже в 29 с половиной, но только не в 30. До поры до времени она не видела в этом проблему, ей понравилось жить, она чувствовала себя слишком молодой и веселой для таких мыслей. Но в день 25-летия один человек пожелал ей завернуться в простыню и ползти на кладбище. Ей бы посмеяться над дебильной шуткой, а она почему-то испугалась, и теперь возрастная грань на отметке 30 видится ей опускающейся сверху гробовой доской. Через несколько месяцев ее собственное тело начало ее убивать. Она даже не поняла вначале, что с ней происходит, пока не увидела на бумаге цифры, далеко уехавшие за пределы нормы. А, вот почему мне так плохо…

Зато она узнала, что ей нужно было лечиться вовсе не антипсихотиками и вовсе не у психиатра. Радоваться или… а ей сейчас пофиг, она уже давно все поняла. Опираясь ладонями о подоконник, она тянется к форточке и ловит ртом воздух. Сердце колотится в бешеной панике, прокручивая вперед таймер на бомбе, заложенной в ее теле еще до рождения. Не успела, опоздала, не успела…

Все мои истинные желания сбываются. Я ничего не вижу после 30, там пустота… Ей страшно и не с кем поговорить, она берет лист и начинает писать. Белый лист досуха впитывает слезы. Белый лист укладывает мысли в причудливое оригами. Белый лист служит крошечной сценой для страстей. Белый лист – свет в конце туннеля. Белый лист – неплохая альтернатива пустоте.

XX-06-2013. Прием врача-радиолога, д.м.н., первичный.

Жалобы на: Периодическое сердцебиение и лабильность настроения.

Анамнез. В 20 лет был выявлен по данным гормонального фона: ТТГ – 2,6, Т4 свободный – 10,9 (11–22), Т3 свободный 4,3 (2,7–5,7). Через 3 месяца начата терапия антидепрессантами, на этом фоне уровень ПРЛ выше нормы (2 нормы), ТТГ более 4,0 назначена терапия Л-тироксином в дозе 100 мкг в сутки. Через 1,5 года терапии антидепрессанты отменены, а терапия Л-тироксином не изменена контроля гормонального фона не было. Через 6 месяцев отметила появление тремора пальцев рук, тахикардию, эмоциональную лабильность. Назначен препарат сероквель, без контроля гормонального фона, через 1,5 года по данным РИА ТТГ 0,005, Т4 свободный 15 (норма 9–22). Терапия Л-тироксином и сероквелем постепенно отменялась. На фоне полной отмены препаратов (чистый фон) через 6 месяцев – состояние удовлетворительное ТТГ 2,1, Т4 свободный 11 пмоль/л (9–22). В связи с нарушением менструального цикла эндокринолог-гинеколог назначил прием Л-тироксина в дозе 25–50 мкг в сутки гормональный фон через 3 месяца ТТГ – 0,009, Т4 свободный в норме, АТ к рецепторам ТТГ – 5,2. Назначен тирозол в дозе 5 мг, с постепенным снижением дозы до 1,75 мг в сутки, который и получает по сей день. На фоне терапии АТ к рецепторам ТТГ – 7,2, гормональный фон в норме. УЗИ ЩЖ – общий объем 12 мл, узлов нет.