Гуннхильд Эйехауг - В малом жанре

Дела шли хорошо. Чего тут только не увидишь. Даже когда работы у Гейра было мало и ему целый день приходилось просто сидеть в машине на одном и том же месте, он вовсе не скучал. От холода его спасали теплый комбинезон и шапка, а от скуки — радио. О, вот и дурачок Асле — тащит здоровенную каменюгу. Ему, похоже, тяжело, силенок-то в этом мозгляке осталось всего ничего. И чего это, интересно, он затеял? [5]Блинчики по воде пустить надумал? Смех, да и только. Вообще, жалко его, Асле. Он так долго работал стеклодувом, видать, выдул из мозгов весь кислород, они и засохли. А какие Асле раньше делал штуковины из стекла — закачаешься! Вот только в последнее время у него выходили лишь огромные стеклянные пузыри. Смех, да и только. А пузыри эти Асле развешивал по деревьям! В окно постучали, и Гейр опустил стекло. Возле машины стояла Оста.

— Привет, Оста, — сказал он, а Оста строго посмотрела на него из-под своей красной шапки. Шапка у нее была круглая, и торчащий из нее пух слегка подрагивал на ветру.

— Принарядилась сегодня? Медузу на голову натянула?

Оста поджала губы.

— Не мели чепухи, — она демонстративно пододвинула свою тележку к дверце машины, — есть у тебя яйца с креветками?

Повернув голову, Гейр пристально вгляделся в заднее сиденье, вроде как проверить, а потом опять посмотрел на Осту:

— Похоже, ничего не осталось. Уж прости.

— Вечно у тебя так, — сказала Оста, — а место все равно держишь.

— Ты приходи завтра, — предложил Гейр, — мне как раз свежий товар привезут.

— Много бы дала, чтоб на это посмотреть, — Оста ухватилась за тележку и что-то проговорила, но Гейр уже поднял стекло. Он улыбнулся и кивнул ей, однако она лишь смерила его полным негодования взглядом и побрела прочь, опасливо переступая обутыми в «кошки» ногами.

Гейр обвел глазами улицу. Обычно народу в это время здесь бывает больше. Видать, испугались гололедицы и решили пока забыть о привычных маршрутах. Гейр взял лежащую на соседнем сиденье шоколадку и тут заметил краем глаза Асле. Тот сперва стоял возле фабричной стены, за которой начинался старый трухлявый причал, а потом шагнул вперед, на причал. Гейр наклонился к окну. Чего это он там забыл? Гейр быстро опустил стекло — хотел крикнуть, что туда нельзя, что причал совсем сгнил, но тут Асле неуклюже вскинул ноги и прыгнул. Послышался громкий всплеск. Гейр сглотнул. Внутри у него все сжалось. Он посмотрел на заднее сиденье. На стиснутую в руке шоколадку. Ухватился за руль и склонился вперед, к лобовому стеклу. Гейр совсем оторопел.

Перевод Анастасии Наумовой

Сайвы — в саамской мифологии: народец, живущий в подводном мире. (Прим. перев.)

Арво Пярт (р. 1935) — эстонский композитор.

Ну вот (франц.).

Ролан Барт цитируется по изданию: Барт Р. Нулевая степень письма. Пер. Г. Косикова // Французская семиотика. От структурализма к постструкутурализму. — М.: Прогресс, 2000.

А затеял он нырнуть.

И тому имеется блестящее объяснение. Когда Асле был маленький, то жил на Сиропной горке, на самом верху. Каждое утро он приходил в школу, по колено перепачканный в сиропе, и домой каждый вечер тоже возвращался весь в сиропных потеках. Труднее всего приходилось ему по пути домой: ноги увязали в тягучем сиропе, и тщедушный Асле едва шагал. Он часто опаздывал к ужину, и мама порой так сердилась, что не кормила его до позднего вечера — к тому времени внизу, в деревне, загорались огоньки, они просачивались сквозь темноту и словно обволакивали всю деревню сверкающей растопленной глазурью, — и тогда мама, сидевшая в гостиной с вязаньем, успокаивалась и добрела. В конце концов она, вздохнув, поднималась, чистила пару картофелин, резала их на кусочки, клала в мясной соус, делила на половинки котлеты и морковку, разогревала все это на притулившейся к стене печке и отправлялась в комнату Асле, а у того от голода живот уже пел песни.

— Ужин, — только и говорила она, и Асле, вскочив с кровати, бежал на кухню и заглатывал еду. После этого у него часто болел желудок. Мама гладила Асле по голове, брала его мокрые брюки и, расстроенно оглядев их, бросала в таз с кипятком.

— Что ж ты опять весь в сиропе-то изгваздался? — кричала она из ванной, но к этому времени Асле успевал заткнуть уши кусочками холодной картошки. С картошкой в ушах он шел в гостиную, смотрел на огоньки в деревне и прислушивался к тихому свисту. Летом, окунаясь в море, Асле слышал такой же свист, и теперь, когда он глядел на деревню, сверкающую, как спрятанные на морском дне сокровища, ему вдруг так хотелось уйти под воду, что на глаза наворачивались слезы. Он возьмет в руки камень, большой-пребольшой, и прыгнет — и уж тогда точно достанет до самого дна.