Вильям Козлов - Когда боги глухи

В одиннадцать он был у нее.

— Познакомься, — представила она поднявшегося из-за стола молодого мужчину в коричневом костюме и тонком светлом свитере. Он назвался Игнатьевым Борисом Ивановичем. Среднего роста, русоволосый, простое улыбчивое лицо.

— Кофе или чаю? — улыбнулась Василиса Степановна. — Да, ты любишь чай…

Она ушла на кухню и скоро вернулась с подносом, на котором дымились две чашки с чаем, стояла ваза с печеньем. Заметив недоумевающий взгляд Вадима, сказала:

— Извините, у меня через полчаса урок, я вас оставлю одних. Вадик, когда будешь уходить, покрепче захлопни дверь. Всего доброго! — И, одарив их на прощание улыбкой, взяла с тумбочки кожаный портфель, который Вадим помнил еще со дня своего приезда в Ленинград, и ушла.

— Я — капитан КГБ. Очень рад с вами лично познакомиться, по вашим печатным работам я давно вас знаю.

— И нужно было именно так нам встретиться? — озадаченно спросил Вадим.

— Так удобнее, — улыбнулся Игнатьев. Улыбка у него располагающая, на вид ему лет двадцать шесть, может, немного больше. В светлых глазах совсем нет того самого стального блеска, который был присущ анекдотичному майору Пронину…

Игнатьев начал разговор о последней статье Вадима в «Советской России», так, между прочим, обмолвился, что тоже закончил отделение журналистики ЛГУ, — выходит, они в какой-то мере коллеги, — он снова улыбнулся, давая понять, что это шутка — куда, мол, ему тягаться с таким зубром, как Казаков.

— Дошло! — сообразил наконец Вадим, зачем понадобилась эта встреча. — Вы, наверное, хотите подробнее узнать о бывшем карателе Леониде Супроновичс?

— Пожалуй, мы больше о нем знаем, чем вы, — мягко заметил Игнатьев.

— Жаль, что этот палач и убийца скрылся, — сказал Вадим.

— Леонид Супронович числился у нас в списках разыскиваемых государственных преступников. После вашей статьи наше посольство потребовало у ФРГ выдачи главаря карателей…

— Он скрылся, — вставил Вадим. — Мне об этом написал западногерманский журналист Курт Ваннефельд…

— Леонид Супронович убит, — спокойно сказал Игнатьев. — Тут в газете… — Он достал из лежавшей на столе папки газету с броским заголовком готическим шрифтом, протянул Вадиму: — Вы по немецки читаете?

Вадим отрицательно покачал головой, тогда капитан быстро перелистал многостраничную газету, нашел отчеркнутое красным карандашом место и бегло прочел о том, что при загадочных обстоятельствах в Дюссельдорфе среди бела дня погиб русский эмигрант Петр Осипович Ланщиков.

— Насколько мне известно, последняя его фамилия была Ельцов Виталий Макарович… — заметил Вадим.

— У него было много фамилий, — сказал Борис Иванович. — Но главное, что предатель нашел свой конец и… — он с улыбкой взглянул на Казакова, — не без вашей помощи!

— А я-то тут при чем? — удивился гот.

— Вы раскрутили весь этот змеиный клубок, как говорится, взяли Супроновича за ушко да на ясно солнышко…

— Собаке собачья смерть, — сказал Вадим. — Конечно, лучше было бы судить его в Климове или в Андреевке, где он натворил во время оккупации немало кровавых дел.

— Вы давно были в родных краях? — неожиданно задал вопрос капитан.

— Все лето там работал…

— Вы хорошо знаете брата Леонида Супроновича?

— Семен — честный человек, — уверенно ответил Вадим. — Он помогал партизанам, и его самого родной братец чуть было собственноручно не расстрелял. Нет, Семен Яковлевич ни во что дурное не замешан.

— А другие? Ну, кто был на оккупированной территории?

— Вы имеете в виду Шмелева? — Вадим не совсем понял вопрос: в оккупации были многие, но активно служили немцам — единицы. — Или Костю Добрынина? Первый был заметной фигурой у немцев, а второй — отсидел, что положено, и сейчас работает, кажется, на стеклозаводе. Художником, что ли.

— Вадим Иванович, а почему бы вам не написать книгу про это время, про своего родного отца — Ивана Васильевича Кузнецова? Это был настоящий разведчик!

«Вот почему назвал меня Ивановичем… — подумал Вадим. — И Василиса про книгу говорила…»

— В голову не приходило, — улыбнулся Вадим. — И потом, я отца мало знал. Родители развелись, когда мне было пять лет. Правда, в партизанском отряде встречались несколько раз. Василиса Прекрасная…

— Прекрасная? — удивился Борис Иванович. — Кто же это такая?

— Оказывается, и вы не все знаете, — рассмеялся Казаков. — Так отец звал Красавину. А Казаков Федор Федорович, усыновивший меня, — я с гордостью ношу его фамилию — был мне всю жизнь как родной…

— Иван Васильевич Кузнецов очень много сделал в годы войны. И был таким же отважным разведчиком, как и его однофамилец Николай Кузнецов, действовавший на Западной Украине.

Василиса Прекрасная не раз говорила, что он, Вадим, мало знает про своего родного отца… Кажется, даже обмолвилась, мол, стоило бы написать о нем. Но ему и в голову это не приходило. В своей повести для детей он даже не упомянул об отце. Василиса, прочитав рукопись, ничего не сказала, но он заметил, что она расстроилась… Почему же он так старательно обходил упоминание о своем родном отце? Во первых, тогда, в партизанском отряде, мало знал о его работе — их, мальчишек, не посвящали в такие дела, во-вторых, считал отца виноватым в уходе из семьи. Если мать никогда не распространялась об этом, то бабушка, Ефимья Андреевна, все уши прожужжала, что «собачник» загубил жизнь ее дочери, бросил с двумя малолетними ребятишками и даже алименты не платит… Позже Вадим узнал, что гордая мать отсылала переводы обратно в Ленинград.

— Да, а Шмелева нашли? — вспомнил Вадим. — Вот кто был матерый шпион!

— Его настоящая фамилия — Карнаков Ростислав Евгеньевич, — ответил Борис Иванович. — Он организовал диверсионную группу в Андреевке, когда там была воинская база. Иван Васильевич не доверял ему, но вскоре уехал в Испанию, а затем началась война.

— Мой… отец воевал в Испании? — удивился Вадим. Он не знал об этом. В доме Абросимовых вообще не упоминали фамилию Кузнецова.

— И воевал неплохо, — сказал капитан. — Награжден орденом Ленина, был повышен в звании… Поверьте, Вадим Иванович, ваш отец был замечательным человеком! И вы можете им гордиться.

— Из-за него не вышла замуж Василиса Прекрасная… — вырвалось у Вадима. — И мать тяжело переживала развод…

— Вы спрашивали про Карнакова? Нет, нам неизвестно, где он, возможно, удрал вместе с немцами во время войны. А может, погиб. Ведь в Андреевке проживает его вторая жена, Александра Волокова?

— Вторая? А кто же первая?

— Немка, выехавшая из России сразу после революции с двумя мальчиками. Один из них, Бруно Бохов, — разведчик абвера, другой — летчик Гельмут. Этот был у нас в плену, кстати, ваш отец при самых необычных обстоятельствах заставил его приземлиться на наш аэродром. Гельмут даже кое в чем помог нам, он сейчас проживает в ГДР, летчик гражданской авиации.