Мати Унт - Прощай, рыжий кот

— Только не я. Я сделаю так, чтобы никто не смог мне ничего сказать. Я буду учиться. Еще посмотрим.

Андо хотел сказать: «Вот и победил тебя Корнель, именно этого он и добивался». Но почему-то он промолчал, только улыбнулся про себя.

В центре города дымили трубы. Ветер расстилал дым по сугробам. Улицы были пустынны.

Они распрощались. Андо вошел в подъезд пятиэтажного дома. Большая стеклянная дверь захлопнулась за ним. Аарне остался один. Надвигались сумерки. Он не мог ничего придумать. В правом ботинке противно хлюпал растаявший снег. Стало холодно.

«Почему мать написала Корнелю? Она должна была что-то предчувствовать. Тетя Ида? Все как-то неясно…

Что будет с мамой, когда ей распишут всю эту историю? И как распишут? Она, наверное, расплачется».

Зажглись фонари. Все было таким гнетущим. Он вошел в свой желтый дом.

Тетя Ида не сказала ни слова. Подала с плиты тарелку, налила чаю и вышла из кухни. Тишина. Тетя, конечно, отправилась вязать, а ее сестра давно уже спит. Линды, наверное, нет. Дом поскрипывал от ветра. В минуты тоски человек начинает во всем сомневаться. Интересно, Майя уже знает? О чем она думает? Аарне отодвинул тарелку. Ему вдруг захотелось услышать голос Индрека. Кто же прав? Разве любовь — преступление? Ах, ребячество!.. Стрелки приближались к десяти. Корнель всегда был для Аарне вроде отца.

А теперь?

«Как я его ненавижу! — подумал он. — Однако с другой стороны… Мое себялюбие неизмеримо». — Он встал и пошел спать. Ему хотелось плакать, но не было слез. Впереди столько неприятностей. Но, говорят, утро вечера мудренее.

«Поверь, на свете много девушек, которые намного лучше меня. Аарне, все твои неприятности в последнее время из-за меня. Я не хочу, чтобы ты страдал. Я боюсь. Я не заслуживаю того, чтобы ты мучился. Такой заботы достоин человек намного красивее и умнее меня. Поверь мне, дорогой… Я не хочу быть несчастной. Майя».

Девушка сидела, склонив голову на руки. Аарне опустил письмо на колени и ждал, когда Майя поднимет глаза.

— Послушай…

Майя закрыла лицо руками и смотрела на него сквозь пальцы. Аарне видел только ее глаза, испуганные и ничего не говорящие.

— Зачем ты написала мне такое письмо! Прошу тебя, скажи.

Наконец девушка отвела руки от лица. На щеке остался красный след от ладони. Ее голос немного дрожал:

— Скажи, разве ты не боишься? Разве ты не боишься, что когда-нибудь будешь жалеть?

— О чем я должен жалеть?

— Ты просто будешь жалеть, что встретился, что познакомился со мной. Ты умный, хороший… А я…

— Ты говоришь это только затем, чтобы я возразил тебе. Ты и сама не веришь в то, что говоришь.

Майя молчала. Наконец она прошептала:

— Нет, я говорю правду.

Аарне поднялся и тотчас же сел.

— Нет, это неправда. Где вообще правда? И ведь, собственно, ничего не произошло. Ерунда! Я не боюсь! — Он лгал. Сегодня он боялся больше, чем когда-либо раньше.

— Я боюсь, — сказала Майя.

— Чего?

Девушка как будто была где-то далеко, отвечала она рассеянно и печально. Аарне хотелось объяснить ей что-то, хотелось заставить ее улыбнуться. Но и ему не все было ясно и смеяться совсем не хотелось.

Майя спросила:

— Ты любишь меня?

— Да.

Ответ нисколько не утешил девушку. Девушки всегда умнее парней. Майя уже знала, что мужчины на такой вопрос почти всегда отвечают утвердительно. Даже тогда, когда уже не любят. Почему? Иногда для того, чтобы заставить себя поверить в это, иногда по привычке, иногда — из сожаления, иногда — из-за одиночества.

— Скажи, я такая девушка, которую ты искал? Которая нужна тебе?

Ответа пришлось ждать долго. У всех нас есть свой женский идеал, своя мечта бессонных ночей. На самом деле ее нет. Иногда мы встречаем ее на улице. Но, познакомившись с ней ближе, видим, что она лишь тень нашего идеала. Может быть, у них одинаковый взгляд, рот, голос, фигура или походка. Мы примиряемся с земной любовью. Но зачем быть таким скептиком; на земле мы любим по-земному. А идеал не исчезает. Он приходит к нам по вечерам или тогда, когда выясняется, что наша любимая не имеет представления о теории относительности или у нее не вычищены зубы. Мужчины придирчивы, как плотничий ватерпас.

— Нет.

— Что?

— Нет. Ты не такая. Я буду честным.

— Значит…

— Ты должна стать такой!

— Какой?

— Как мой идеал, — сказал Аарне и тут же подумал: «Какой же я эгоист!..»

— А какой он?

Аарне беспомощно улыбнулся:

— Я не могу тебе это объяснить…

Он листал какую-то книгу. Вдруг из нее выпал листок. Аарне поднял его. Это был рисунок карандашом — вечернее небо над темным лесом. Хотя Аарне ничего не понимал в технике живописи, рисунок понравился ему с первого взгляда. Майя тут же выхватила листок и сунула его на полку.

— Скажи, кто это рисовал?

Майя возилась у полки.

— Кто?

Возня. И то, с какой деловитостью она прибирала полку, навело его на неожиданную мысль:

— Ты, что ли?

Майя безразлично кивнула головою.

— Ты рисовала?

— Когда-то давно… надо было в стенгазету.

— А теперь?

— Лень.

— Почему?

— Просто так. Неинтересно.

На улице стемнело, но они не зажигали огня. Родители Майи уехали в Ленинград.

— Чем ты обычно занимаешься?

— Что? — не поняла девушка.

— Что ты делаешь в свободное время?

— Ничего.

— И тебе не скучно?

— Нет, отчего же?

Они опять замолчали. На улице таяло; время от времени за окном хлюпали шаги прохожих. В доме напротив зажгли свет. Окно было не завешено, и Аарне видел, как перед трюмо причесывалась женщина. Ей было за тридцать. Она раскрыла шкаф и перебирала висевшие там платья, вынимала их одно за другим и прикладывала к себе перед зеркалом. Наконец она выбрала: улыбнулась, бросила на стул серое платье и задернула шторы.

Аарне посмотрел на Майю. Он увидел ее неподвижный силуэт. Лицо белело в падавшем из окна свете. Ему вдруг стало жаль девушку. Он встал, обошел стол и опустился на колени у ее кресла.

— Я обидел тебя?

— Нет, но… Я сейчас подумала, что мы все-таки слишком разные люди. Ты совсем из другого мира.

Аарне усмехнулся.

— Нет у меня вообще никакого мира. Но я его найду. Кто ищет, тот найдет. Может быть, завтра, может быть, через двадцать лет.

Майя протянула руку к его лицу. Аарне закрыл глаза и почувствовал на веках и губах прикосновение тонких пальцев.

— И что же ты ищешь?

— А?

— Что ты ищешь?

Аарне не ответил. Что сказать? О поисках говорилось так много. Все чего-то искали: смысл жизни, свое место в ней, свою точку… Нет, это так истрепанно, что ничего не говорит… В последние годы искания вошли в моду. Все мучились, писали романы о молодежи, которая ищет, по сцене бегали ищущие герои. Это была насущная проблема, дававшая возможность умничать, плакаться и острословить. Со стороны могло показаться, что это молодое поколение и само не знает, чего оно хочет. Напрасно спекулировали параллелями, приводимыми ко всяким «сердитым молодым людям». Но проблема затрагивала только одну часть молодежи. Большая же часть училась или пахала землю, не думая ни о каких поисках.