Мати Унт - Прощай, рыжий кот

«Да, но ведь обо всем этом нельзя говорить Майе».

— Чего я ищу? Я хочу найти путь, который ведет… к полноценному человеку. Это и есть смысл жизни — найти путь… это вульгарно… но пойми!

— Аарне, если ты так говоришь, то, значит, ты уже нашел смысл жизни.

— Может быть… Но жить все-таки очень трудно, — сказал он как-то странно. Ему хотелось сказать еще о многом, но он просто положил голову на колени Майи и закрыл глаза. Так было тихо и спокойно.

— Ты спрашиваешь, что мы ищем в жизни. Наше место уже заранее определено, никто еще не оставался без места. Ты спрашиваешь, что мы ищем еще… А слышал ли ты: «Рыба ищет, где глубже, а человек — где лучше», — говорил Андо.

— Я не рыба.

— Что ты хочешь этим сказать?

— То, что я не согласен с тобой.

— Да?

— Не ехидничай. У тебя нет ничего святого.

— А у тебя есть?

Аарне хотел что-то ответить, но не успел, услышав голос Корнеля:

— Веенпере, идите отвечать. Расскажите о творчестве Сяргава.

Аарне медленно встал. Он не имел никакого представления об этом. Восемь шагов к столу были довольно долгими. Собственно, все было не так-то страшно. На тройку по литературе всегда можно ответить, даже тогда, когда не прикасался к книге. Но у Аарне по литературе всегда были только пятерки, да и Корнель спрашивал его очень редко. Но сегодня Аарне не рассказывал и минуты, как Корнель прервал его:

— Эти общие слова ничего не говорят. Пожалуйста, конкретней. Расскажите о проблематике рассказа «Помогите!».

Аарне вдруг замолчал. Он знал, что не скажет ни слова. К черту эту проблематику. Он капризно улыбнулся. Корнель сказал:

— «Два». Садитесь!

И нет радости победы. Только вдруг возникла безнадежность, ее принесла серо-синяя птица усталости.

Когда Аарне шел на свое место, все смотрели на него с удивлением. Это были чудесные ребята, но в целом плохой класс.

Это было маленькой трагедией. Не смейтесь, маленькая трагедия так же страшна, как и большая. Большая трагедия охватывает толпы людей, и еще через сто лет ее смотрят в кино и на сцене за цену входного билета. Маленькая трагедия умирает вместе с каким-нибудь человеком, иногда просто с угасающим днем. Андо спросил осторожно:

— Ну?

— Что?

— Ничего. Можно ли спросить еще раз: ты еще веришь во что-нибудь?

— Иди к черту! — прошептал Аарне и смутился. С Андо он еще никогда не разговаривал так грубо. К нему он всегда чувствовал какое-то почтение. Но друг не обиделся.

Около часа дня ко всем бедам прибавилась еще одна. Аарне увидел, как в учительскую входит… тетя Ида, держа под мышкой какую-то красную папку. Аарне узнал ее. В ней был старый, трехлетней давности, походный дневник, по которому он сделал как-то новый. Старый экземпляр еще вчера лежал в чемодане. На полке ему не хватило места: у альбома был очень неудобный формат. Что означает этот визит? Дверь учительской закрылась; но Аарне нужно было о многом подумать, и он забыл об этом происшествии.

Выяснилось все после обеда. Когда Аарне вошел в комнату, он увидел на лице тети суровое спокойствие.

— Так, Аарне… Завтра ты сам отнесешь этот дневник в школу и попросишь у класса извинения за свой поступок. Понятно?

Аарне ничего не понимал.

— О чем ты?

— Мы с Корнелем уже обо всем договорились. Да. Школьные вещи не годится воровать и тащить домой. Особенно если они нужны другим…

— О чем ты говоришь?

— Аарне, не притворяйся. Ты хорошо умеешь изворачиваться, когда нужно. Это лицемерие отвратительно! — Тетины глаза стали влажными. Она нервно ударяла кулаком по коленке. — Как это все-таки гадко, вся эта ложь ужасна! Да, я написала и твоей матери, что если мои требования слишком суровы, то пусть через две недели она забирает тебя отсюда.

— Тетя, я в последний раз спрашиваю: что я сделал?

— Что? Линда, идите, пожалуйста, сюда!

— Да?

— Линда, скажите, пожалуйста: это правда, что когда в школе у Аарне попросили этот дневник, он сказал, что у него нет?

— Да, так было.

Линда глядела осуждающе.

— Вот видишь! — сказала тетя.

Аарне все понял. Эта история походила на скверный анекдот. В классе действительно говорили о походном дневнике. Но совсем не об этом, который тетя с триумфом отнесла в школу, а о другом, весеннем дневнике. Его Аарне делал шесть месяцев назад на берегу Выртсярве. Это было чудесное время. С вечерами у костра, с горячими пыльными дорогами, с едой из жестяных кружек, со смехом и со слезами. Дневник забрало с собой жюри, и Аарне его больше не видел. Об этом он и сказал секретарю, пришедшему искать дневник. К несчастью, поблизости стояла Линда. Круг замкнулся.

— Тетя, где ты нашла этот дневник?

— Это неважно, но я могу сказать. А то ты еще решишь, что я роюсь в твоих вещах. Но ты знаешь, что я этого не делаю. Я вытирала с полки пыль, она опрокинулась и выпал дневник.

Аарне промолчал. Да… Дневник был на дне чемодана. Что там было еще? Несколько писем, черновики…

— И ты написала маме?

— Да, я больше не хочу этого терпеть! Я говорила и с твоим классным руководителем… очень долго. Мы обсудили все и… в конце концов и медведя можно заставить танцевать, а тут — не справиться с каким-то мальчишкой!

Аарне хотел сразу же бежать к Корнелю. Не мог же Корнель согласиться с такими идиотскими требованиями?!. И чего только могла наговорить тетя Ида! Аарне уже встал, но вдруг вспомнил урок литературы.

Он беспомощно сел. Нет, к Корнелю идти нельзя. Теперь все стали его врагами: тетя Ида, Корнель, мама. «Как я одинок!» — подумал он.

Аарне вышел. Был теплый и тихий вечер, кружились большие снежинки, таяли на лице, покрывали пальто. Дойдя до конца улицы, он вдруг понял, что идти некуда. Или… все-таки пойти к Корнелю? Нет. Какой мучительный разговор произошел бы там… Все неясно, все перепуталось. Он посмотрел на небо: такое же, как всегда. Что же все-таки произошло?

Подойдя к крыльцу, он заметил у двери маленькую елочку. Ах да, завтра же сочельник.

Тетя Ида поставила на стол елку. Набросала на нее ваты и развесила стеклянные украшения. Вместо западной пропаганды из радио слышалась тихая рождественская музыка.

— Послушай, неужели ты собираешься уходить? — спросила тетя Ида, увидав, что Аарне чистит ботинки.

— Да, — ответил он, не поднимая головы.

— Ты нисколько не уважаешь чувства других?

— Какие чувства? — Аарне взялся за второй ботинок.

Тетя не ответила. Помолчав, она продолжала:

— Разве у тебя нет никакого предпраздничного настроения? Я не очень верующая, но и я плачу в сочельник. Эта тишина, эта торжественность. У человека должен быть бог, да… должен быть кто-то, кого бы мы боялись, кому бы мы поклонялись, в кого бы верили. Кто-то указующий нам место в жизни.