Мати Унт - Прощай, рыжий кот

Во время урока Корнеля Аарне ожидал допроса. Но ничего не случилось. Может быть, Корнелю еще не успели сказать? И какова его позиция? Аарне попробовал найти себе оправдание, но оно показалось ему таким жалким. Нет! Под влиянием мгновенного импульса ему вдруг захотелось, чтобы все было хорошо. Он подумал, что нужно исправиться, взяться за работу и т. д. Но это были глупые мысли, потому что Корнель ждал дел, а не слов. Теперь только дел. Если бы он простил еще на этот раз… Если бы он понял. Постой-постой. Понял? Что? Ничего. Что Аарне просто ленив? Чего здесь еще понимать? Нет, Корнель, видимо, не простит. Немного неожиданно для себя Аарне взглянул вдруг на все как бы со стороны. Корнель не имеет права простить. Ему нельзя. Он будет тряпкой, если простит. Но в то же время…

Он устал, он был голоден и с удовольствием бы заплакал. Он прижался лицом к холодному стеклу в учительской и посмотрел вниз, на грязный двор. В сером небе разлетался черный дым. «Из мелочей вырастает большая беда». У него уже не было ясного представления обо всем случившемся. Мелочей было слишком много… «Мелочи? Какие они, эти мелочи? Быть может, все это важные вещи? Двойка — это мелочь или нет? Пощечина — это мелочь или нет?» Неизвестно. Все относительно.

В коридоре послышались чьи-то шаги.

Эда.

— Ты уже здесь?

— Да.

— Математичка не пришла?

— Нет.

Эда встала у соседнего окна. Она действительно очень изменилась. Они долго молчали. Аарне хотелось сказать что-нибудь, хотя бы два слова, но он боялся, что Эда не ответит. Изредка из классов доносились голоса. У вечерней смены шел второй урок. По двору прошел истопник, держа в руке какое-то ведро. Два малыша играли с полосатыми, красно-белыми санками. По улицам ехали груженые автомобили. Это было все.

— Куда она пропала?

Эда нетерпеливо отвернулась от окна.

— Ты измазалась известкой, — сказал Аарне.

— Где?

— Сзади. Давай, я помогу…

Черное платье девушки было испачкано где-то у левого плеча. Беда была невелика, и после нескольких сильных взмахов пятно исчезло.

— Эда…

— Что?

— Скажи честно, что с тобой случилось?

— Со мной?

— Да, с тобой?

— С чего ты это решил?

— Я же вижу. Неужели ты думаешь, что…

— Тише… Кто-то идет.

Аарне немного отступил от Эды. Шла учительница математики Вельтман.

— Ну, так вы здесь…

Учительница Вельтман умела всегда улыбаться, она улыбалась даже тогда, когда все другие уже плакали. (Речь идет, конечно, об учениках). Но когда ученик улыбался в ответ, Вельтман сразу же становилась серьезной. Аарне не стоило бы улыбаться, говоря:

— Да, мы здесь…

— Я и сама это вижу. Но лучше было бы и для меня и для вас, если бы мы здесь не встретились…

Это была ирония. А может быть, и юмор. Но все-таки, наверное, ирония, потому что на юмор ученик может ответить тем же. Здесь же оставалось только молчать, признавая правду.

Учительница Вельтман была молодой худощавой женщиной. Она великолепно вела свой предмет. Более полутора часов она прозанималась с двумя учениками. Она честно исполнила свой долг. Никто не мог теперь упрекнуть ее в недостаточной работе с отстающими. Стрелки приближались к пяти, когда она почувствовала, что устала. Принципиально она дала Аарне решить еще один пример. В пять часов она встала и разрешила двум грешникам отправиться домой.

Аарне и Эда спустились по гулкой лестнице в раздевалку. Они молчали. На улице Аарне повторил вопрос, заданный два часа назад. Ответа не последовало и на этот раз. День был по-прежнему серым. Эда сметала темно-красной перчаткой снег с заборов. Аарне видел ее профиль, и ему казалось, что рядом с ним идет несчастный человек. Но где взять счастье для Эды? Иногда его не поймать и бреднем, не говоря о пяти тонких пальцах.

— Ты куда идешь? — спросил он.

— Куда! Куда мне идти?

Аарне пожал плечами.

— Погуляем немного…

— Нет. Мне не хочется.

— А чего тебе, собственно, хочется?

— Ничего.

Как трудно иногда разговаривать с девушкой! Особенно днем. Но вскоре Эда тихо сказала:

— Он свинья!

— Кто?

— Сам знаешь.

Аарне, стараясь быть тактичным, больше ни о чем не спрашивал. Но, взглянув на Эду еще раз, он понял сразу же, о ком речь.

— Тийт?

— Да.

Опять наступило молчание, так как он не знал, о чем еще спросить. Ответ был исчерпывающим.

— А ты… его любишь?

Эда повернула голову и удивленно посмотрела на Аарне, посмотрела так, что он поспешно добавил:

— Ты извини, я слишком прямо…

— А… — пробормотала Эда и махнула рукой. Аарне заметил, как неуверенно она ступает. И причиной этой неуверенности наверняка был не лед, лежащий под снегом. Аарне почувствовал себя лишним. На следующем углу он остановился.

— Ну ладно… Ты идешь домой?

— Я не знаю.

— Перестань, Эда… Ну, я пошел тогда… Ты не сердишься?

— Нет.

Аарне внимательно посмотрел ей в лицо, но едва ли там можно было что-нибудь прочитать. Наконец она улыбнулась. Едва заметно.

— Прощай!

— Прощай!

Аарне оглянулся четыре раза. Эда исчезла в наступавших сумерках. Аарне немного побродил по улицам без всякой цели.

Теперь он мучался из-за того, что целый час гулял с чужой девушкой. Конечно, к этому можно было бы отнестись с юмором. Но эта девушка так грустно улыбнулась при прощании. И это было хуже всего.

Но как только в голове появится какая-нибудь тревога, настроение портится и вспоминаются все остальные тревоги. Когда шагаешь по скользкой дороге, тревоги становятся весьма абстрактными вещами и можно представить, что они не существуют. Но факты все-таки безжалостны. Когда придешь домой и увидишь в шкафу засохшую горбушку, тревога тотчас же станет конкретной и ощутимой.

В один из таких дней тетя Ида удивила племянника неожиданно агрессивной улыбкой:

— Ты знаешь, Аарне, что у меня все-таки осталась и навсегда останется надежда? Слышишь?

— Да, слышу.

— У меня все еще есть надежда, эта упрямая надежда. Я все еще верю…

Тетя расчувствовалась.

— Это старая эстонская вера, всегда помогающая нашему народу. Почему-то я верю, что ты когда-нибудь поймешь. Также я верю, что наша земля еще будет свободной…

— Да?

— Аарне, я знаю, сейчас ты насмехаешься надо мной. Неужели ты действительно не понимаешь, что такое свобода?

— Что же?

Казалось, что тете хочется поговорить. Все объяснялось очень просто. Настроения последнего месяца коснулись и ее, кроме того, она хорошо видела, что игнорирование и жестокость как воспитательные методы не принесли успеха. Она замечала, как мальчишка с каждым днем ускользает из рук. Кроме того, ей было необходимо с кем-то поделиться своими мыслями. Неважно, как воспринимают ее истины, главное — что их слышат. Тетя Ида все еще любила Аарне, и во имя любви она была готова сделать все. Из альтернативы — голод или джентльмен — мальчик должен был выбрать последнее. Потому что…