Мати Унт - Прощай, рыжий кот

— Не знаю… Лучше расскажи, как прошло лето.

Индрек растянулся на диване.

— Ужасно скучно.

— Что-нибудь написал?

— Не-ет… да, вроде бы… посмотри там, на столе.

Аарне просмотрел листы, исписанные диким почерком, и сказал:

— Что-то я не могу вникнуть… Кажется, ты был зол…

Индрек, не отвечая, спросил в свою очередь:

— А ты?

— Что?

— Ты что-нибудь написал?

— Нет.

— Абсолютно ничего?

— Абсолютно.

Индрек усмехнулся:

— Молодец… Что сказала тетя Ида?

— Ничего особенного… Так, о любви, о молодости.

— Н-да… — Индрек зевнул. — Прости, я очень устал… Пошли в город?

— Пошли.

О многом переговорили они в этот вечер. Было легко и весело. Забот не было, кроме одной: кончались каникулы. Индрек стал напевать. Но Аарне почему-то не поддержал его.

Вечером снова пошел дождь. Всю ночь капли стучали в окно.

Но утро было ясным, и ленты в волосах первоклассниц не намокли.

В этот день школа пахнет известью и краской, кругом загорелые лица и необыкновенно ясные глаза.

Все собрались в актовом зале. Учителя говорили напутственные слова, разъясняли задачи, стоящие перед выпускниками. А на улице было почти лето; солнце, пробиваясь сквозь окна в зал, грело ласково и усыпляюще. Трудно было сосредоточиться. Выступал Корнель, классный руководитель Аарне.

— Каждое новое поколение приносит с собою что-то новое, и каждое умирающее поколение уносит в могилу что-то старое. И никогда мир не станет настолько совершенным, что нечего будет убавить или прибавить. Каждый должен знать свое место в жизни, приносить людям добро, только тогда он будет человеком.

Он произнес много хороших и верных слов.

Аарне смотрел на своих друзей.

Волнистые волосы Андо были растрепаны, слишком большой рот придавал его лицу упрямое и злое выражение. Андо был скептик и математик.

Индрек легкомысленно улыбался. У него почти всегда бывало хорошее настроение, он был полон неожиданностей и фантазий, проявлявшихся довольно смело.

Они оба до мозга костей были начинены литературой. Оба, так же как и Аарне, были членами Объединения Молодых Авторов.

Кроме этих верных друзей, в зале сидело еще много замечательных ребят.

Были здесь и чудесные девушки.

Там, впереди, сидела Эда. Аарне смотрел на ее светлые волосы и загорелую шею, исчезавшую под строгим воротничком черного платья.

Эда… Все, что произошло минувшей весною, сейчас уже кануло в прошлое.

Эта история может показаться кое-кому дикой и неожиданной, но зато сколько в ней романтики. Разумеется, педсовет усмотрел бы в ней иное. Учителя увидели бы здесь лишь вопиющую аморальность, заслуживающую строгого наказания. Быть может, все это было ребячеством… За лето Аарне повзрослел и на некоторые вещи смотрит теперь по-иному.

Тогда в их классе еще учился Мартин. Сейчас он разгуливает по городу как заправский франт. Говорили, что он работает, но где, этого никто не знал… Во всяком случае, у него была машина.

И однажды весенним субботним вечером она выехала из города. В машине сидели Хельви, Эда, Харри, Аарне и, разумеется, Мартин.

Это была безумная поездка. Позднее никто из них не мог сказать, куда и зачем они ездили…

В Пярну сезон еще не начинался. Ветер гонял по улицам песок, море было зеленоватым и холодным.

Вечером пошли в ресторан «Балтика». В походке, голосе, в манере держаться проглядывало желание отведать запретных плодов. Оркестр исполнял избитые мелодии… Утром, когда отправлялись сюда, Мартин сказал:

— Напьемся, как скоты!

Желавший дойти до скотства франт, вероятно, рассчитывал на кошельки своих попутчиков. К сожалению, они были очень тощими… Мартин рассердился:

— Ребята, так не пойдет. Это же черт знает что!

Но делать было нечего и пили то, что было. Вечер напоминал скорее похороны, чем праздник. Эда и Аарне вышли. Весенние сумерки спускались над морем, с грохотом набегавшим на длинный пустынный берег.

Голая, без листьев аллея вела к простору. Прохладный ветер освежал голову.

— Зачем мы здесь, Аарне? Как мы вообще сюда попали?

— Я не знаю.

У него было подавленное настроение. В первый раз за этот день представилась ему опасность, возник страх, которого он не ощущал в ресторанном дыму.

Эта экскурсия в нереальное могла обойтись им очень дорого…

Приближалась ночь.

— Посидим…

Они сели на большой гладкий камень и стали смотреть на темнеющее море. Аарне осторожно накинул свое пальто на плечи Эды. Так они и сидели, два ребенка, но в то же время и два уже взрослых человека. Они заговорили о любви. У Эды были большие карие глаза. Аарне рассказывал очень тихо, как бы самому себе. Он говорил о своей первой любви, о времени, которое взрослые вспоминают с необоснованной иронией. А жаль. Ведь это годы первых свежих чувств, которые никогда не повторятся. Так они разговаривали. Ни словом не касаясь сидящего рядом. Возможно, в том, что они не совершили никаких глупостей, виновато было море.

Вернулись под утро. Дома соврали что-то о шефском концерте в совхозе Юленурме, все поверили, история уладилась без осложнений.

Той ночью Эда сказала:

— Мне хотелось бы стать счастливой. Возможно ли это вообще в жизни?

Холодный ветер шумел в темноте. Семнадцатилетний юноша решил тогда, что он все сделает для счастья Эды. Он еще не знал, что иногда человек будто нарочно ищет несчастье, хотя ты предлагаешь ему счастье целыми охапками.

Корнель кончил. Ему хлопали дольше, чем другим выступавшим, потому что он был учителем, окруженным особой атмосферой, он был «свой». Таких немного, и их отличают как великолепных психологов.

Торжественный акт продолжался.

Пели. Пели ансамбли и солисты. Читали стихи. Играл оркестр. Было первое сентября — праздничный день, за которым следуют будни.

В классе Корнель сказал:

— В этом году вы должны сами понимать, что от вас требуется. Будете вы учиться или нет — это ваше дело. Вы слышали одно и то же уже десять лет. И если вы этого еще не усвоили, я вам не завидую…

Правильные слова… Но многим вспомнилось, что и прошлой осенью Корнель говорил то же самое. Те, кто не верил ни в себя, ни в других, скептически усмехались.

А вообще слова Корнеля пролетели мимо ушей, как и все остальное, что стало традицией и повторяется изо дня в день. Ведь в современной школе у ученика нет… почти нет забот. Учитель за него учится, вместо него плачет, работает для него, из-за него учителя ругают… ответственность ученика, этого маленького человека, сведена к нулю. Отвечают школа, учитель, родители, товарищи — все, за исключением самого ученика. Наш косматый предок был бы очень удивлен, узнав, с каким терпением учим мы юность думать и чувствовать.