Мати Унт - Прощай, рыжий кот

Итак, большинство улыбалось…

Потом списали расписание. Названия предметов были ужасно прозаичными. Пальцы с трудом держали ручку, буквы выходили кривыми. Но так бывает каждой школьной осенью, даже если эта осень последняя.

Через две недели поехали в колхоз убирать картофель.

Рассвет был ясным и прозрачным. На обочинах канав белел иней. Воздух был полон осенними запахами: пахло мокрой землей, яблоками, навозом. В садах кричали отъевшиеся дрозды.

Машина, покачиваясь, ехала по грязной дороге. Всходило солнце. Ребята запели. К ним присоединились девушки.

Разные были песни: веселые и озорные, грустные и сентиментальные, были и такие, от которых девушки краснели, но все же пели и притом очень звонко… Пели и те, кто не умел петь. Впрочем, нет песни прекраснее и искреннее той, которую поют даже те, кто петь не умеет.

Аарне не сводил глаз с Эды. Девушка не обращала на него внимания, а возможно, и притворялась. Машина ехала на запад, солнце освещало лицо Эды, делало его чужим и каким-то неземным. Наверное, поэтому Аарне не мог отвести от него взгляд…

…В первый день пришлось выдергивать полегшую кукурузу. Ее мясистые и тяжелые стебли образовывали почти непроходимые заросли. Вначале работа шла весело и легко. За воротник попадала холодная вода, заставляя вскрикивать. Борозды вели под гору.

К обеду стебли стали казаться скользкими и крепкими, земля упорно держала широкие корни… В красные разболевшиеся ладони впитывался сок. Теперь все работали молча, с каким-то остервенением. Но когда бригадир пришел звать на обед, никто не хотел сознаться в усталости.

В ожидании машины все уселись на кучу кукурузных стеблей, сваленных у дороги.

Аарне спросил у Эды:

— Ты не устала?

— Нет, что ты… — Эда громко засмеялась и растянулась на прохладных зеленых стеблях. Ее было трудно понять. Иногда она могла без конца хохотать, часто без видимой причины, а иногда целыми часами сидела молча и задумавшись. Вот и сейчас Аарне не понимал, о чем думала девушка. Сам он должен был сознаться, что изрядно устал.

Все молчали. Карин грызла какой-то стебелек, Анне закрыла глаза и подставила свое лицо солнцу. Харри насвистывал что-то меланхоличное, Тийт сосредоточенно изучал кукурузный початок.

— У меня на ладони уже мозоль, — вдруг сказала Хельви.

Тийт сердито отбросил початок.

— Дура. Привыкай… Их будет много.

И снова все замолчали.

— Интересно, что мы завтра будем делать? — спросил Харри.

— Сперва нужно кончить это поле…

— Машина! Ребята, подъем! — закричала Эда так неожиданно, что все вздрогнули, и швырнула в Тийта большой початок.

Действительно, пришла машина. Когда они ехали к правлению, Аарне все еще думал об Эде.

К вечеру на руках выступила кровь.

— Ребята, пошли за яблоками! — предложила Хельви, когда Корнель вышел из комнаты.

— Пошли!

Это было восхитительно. Они пошли впятером: Хельви, Эда, Анне, Харри и Аарне.

Стояла лунная ночь.

— Интересно, где собака? — спросил Аарне.

— Наверное, там, — показала Хельви в сторону ворот старого заросшего сада.

Земля была теплой и мокрой.

— Тихо!

На ветвях шелестели пожелтевшие листья. Где-то далеко залаяла собака. И больше ничего. Осеннее село спало.

Неожиданно они попали в заросли малинника.

— Пролезем! Идите сюда, — прошептал Харри.

Аарне забрался в кустарник и сразу же потерял остальных из виду. Он раздвинул ветки и осторожно огляделся.

— Ты кого ищешь? Не меня ли? — послышался прямо перед ним голос Эды. Луна зашла за тучи, и Аарне не видел ее лица.

— Где остальные?

Эда пожала плечами.

— Не знаю, сама их ищу. Иди за мною! — сказала она серьезно и, взяв руку Аарне своей прохладной ладонью, потянула его влево. Очень хорошо было держать руку Эды, она не была ни холодной, ни потной. Это была чудесная рука. — Ну, иди же!

Захрустели ветки. Где-то близко залаяла собака. Эда и Аарне пробирались в конец сада, спотыкаясь о какие-то корни и кочки. О своих трех спутниках они совсем забыли. Яростно лаяла собака. Рука Эды была теперь в руке Аарне. Она и не пыталась ее высвободить.

Они остановились и прислушались. Собака еще несколько раз тявкнула и зарычала. Затем умолкла.

— Т-с-с…

Из-за туч вышла луна. Аарне заметил, как близко стоит Эда. Он чувствовал, что надо что-то сказать, но не находил подходящих и нужных слов. Но сказать необходимо немедленно, сейчас…

— Эда… Ты просто чудо…

Он приблизился к девушке и вдруг очень ясно увидел ее глаза, губы, все ее лицо…

— Перестань! — строго сказала Эда и выдернула руку.

Аарне почувствовал, что краснеет.

— Почему? — спросил он и тут же понял, как по-детски прозвучал этот вопрос.

Эда опустила голову.

— Аарне…

— Да?

— Пойми, я не могу тебе этого сказать… Будь умницей, хорошо?

Аарне не успел очнуться, а Эда уже перепрыгнула через кучу хвороста и побежала к дому. Мгновение прошло. Эда опять стала Эдой.

Залаяли все собаки. В дверях их встретила Криста.

— Где вы были так долго? Все давно вернулись, мы уже стали беспокоиться…

Они прошли в комнату. Эда помотала головой, пытаясь вытряхнуть из волос сухие листья.

На столе лежало несколько яблок.

— Так мало? — протянула Эда.

— Там были молодые яблони, и мы не хотели их слишком обирать. Хельви запихала все яблоки в свои шаровары… А вы сами-то принесли что-нибудь?

Аарне пожал плечами и лег.

Сонный Ивар открыл глаза и прокомментировал:

— Кто их знает, что они там делали… Посмотрите-ка на Эду и на Аарне. Бедный Аарне… Эда, и тебе не стыдно, а?

Дальше говорить он не мог: Эда бросила на него целую кучу одежды и сама уселась сверху. Началась возня. Летели подушки, обувь, все, что попадалось под руки. Выбравшись наружу, Ивар сказал:

— Сумасшедшая!

Но это звучало как признание. Все знали Эду, и никто на нее не обижался. Даже Аарне. Он был рад этой возне, пыль от которой все еще висела в воздухе. Если бы не это, он не осмелился бы посмотреть на Эду.

Ночью Ивар и Виктор говорили о мистических аэродромах Африки. Девушки слушали их. В полночь за окном всплыла большая круглая луна. В комнате пахло соломой и духами.

На следующий день кончили кукурузу и отправились копать картошку. Шел дождь.

Вечером Андо и Аарне шли домой по берегу озера. С одной стороны — серая вода, с другой — лес, а под ногами желтый песок.

— Чертовски хорошо, — сказал Андо.

— Что именно?

— Все. Жить хорошо. — Андо набрал горсть камней и кинул их в воду. — Все хорошо.

— Ты открыл это только сейчас?

— Нет, это бывает у меня часто.

— Неужели… — усмехнулся Аарне.

— Для меня жизнь всегда хороша.