Мати Унт - О возможности жизни в космосе

Аарне не сводил глаз с Эды. Девушка не обращала на него внимания, а возможно, и притворялась. Машина ехала на запад, солнце освещало лицо Эды, делало его чужим и интересным. Наверное, поэтому Аарне не мог отвести от него взгляд.

Больше всего нас захватывает то, что нам непонятно и незнакомо.

По обе стороны дороги тянулись багровые и желтые леса. Наконец, машина остановилась, слегка дернулась. С грохотом откинулся задний борт.

…В первый день пришлось выдергивать полегшую кукурузу. Ее мясистые и тяжелые стебли образовывали почти непроходимые заросли. Вначале работа шла весело и легко. За воротник попадала холодная вода, заставляя вскрикивать. Борозды вели под гору.

К обеду стебли стали казаться скользкими и крепкими, земля упорно держала широкие корни… В красные натертые ладони въедался сок. Теперь все работали молча, с каким-то остервенением. Но когда бригадир пришел звать на обед, никто не хотел сознаться в усталости.

В ожидании машины все уселись на кучку кукурузных стеблей, сваленных у дороги.

Аарне спросил у Эды:

— Ты не устала?

— Нет, что ты… — Эда громко засмеялась и растянулась на прохладных зеленых стеблях. Ее было трудно понять. Иногда она могла без конца хохотать, часто без видимой причины, а иногда целыми часами сидела молча и задумавшись. Вот и сейчас Аарне не понимал, о чем думала девушка. Сам он должен был сознаться, что изрядно устал. Провинциал!.. Непонятно, но тартусцы работали заметно лучше… Но в конце концов, так ли уж это важно.

Все молчали, Карин грызла какой-то стебелек, Анне закрыла глаза и подставила свое лицо солнцу. Харри насвистывал что-то меланхоличное, Тийт сосредоточенно анатомировал кукурузный початок.

— У меня на ладони уже мозоль, — вдруг сказала Хельви.

Тийт сердито отбросил початок.

— Дура. Привыкай… Их будет много.

И снова все замолчали.

— Интересно, что мы завтра будем делать? — спросил Харри.

— Сперва нужно кончить это поле…

— Машина! Ребята, подъем! — закричала Эда так неожиданно, что все вздрогнули, и швырнула в Тийта большой початок.

Действительно, пришла машина. Когда они ехали к правлению, Аарне все еще думал об Эде.

К вечеру на руках выступила кровь.

— РЕБЯТА, пошли за яблоками! — предложила вечером Хельви, когда Корнель вышел из комнаты.

— Пошли!

Это было восхитительно.

Они пошли впятером: Хельви, Эда, Анне, Харри и Аарне. Стояла лунная ночь.

— Интересно, где собака? — спросил Аарне.

— Наверное, там, — показала Хельви в сторону ворот старого заросшего сада.

Земля была теплой и мокрой.

— Тихо!

На ветках шелестели пожелтевшие листья. Где-то далеко залаяла собака. И больше ничего. Осеннее село спало.

Неожиданно они попали в дебри малинника.

— Пролезем! Идите сюда, — прошептал Харри.

Аарне забрался в заросли и сразу же потерял остальных из виду. Он раздвинул ветки и осторожно огляделся.

— Ты кого ищешь? Не меня ли? — послышался рядом с ним голос Эды. Луна зашла за тучи, и Аарне не видел ее лица.

— Где остальные?

Эда пожала плечами.

— Не знаю, сама их ищу. Иди за мною! — сказала она серьезно и, взяв Аарне за руку, потянула его влево. Очень хорошо было держать руку Эды, она не была ни холодной, ни потной. Эта была чудесная рука.

— Ну, иди же!

Захрустели ветки. Где-то близко залаяла собака. Эда и Аарне пробирались в конец сада, спотыкаясь о какие-то корни и кочки. О своих трех спутниках они совсем забыли. Яростно лаяла собака. Рука Эды была все еще в руке Аарне. Она и не пыталась ее высвободить.

Они остановились и прислушались. Собака еще несколько раз тявкнула и зарычала. Затем умолкла.

— Т-с-с…

— Так уже все…

Из-за туч вышла луна. Аарне заметил, как близко стоит Эда, ощутил на своем лице ее дыхание, увидел ее огромные карие глаза. Он чувствовал, что надо что-то сказать, но не находил подходящих и нужных слов. Но сказать необходимо немедленно, сейчас…

— Эда… Ты просто чудо…

Он приблизил свое лицо к девушке и вдруг очень ясно увидел все малейшие черточки ее лица…

Кто хоть раз пережил одиночество, тот меня поймет. Это не ветер в ветвях, склонивших листву, это моя мысль, вдруг остановившаяся на полном ходу. Это не старый сад со старыми яблонями, это река, наполненная теплой темнотой, и я могу опустить в нее свои руки и вымыть их.

— Перестань! — строго сказала Эда и отступила назад.

Аарне почувствовал, что краснеет с ног до головы.

— Почему? — спросил он и тут же понял, как по-детски прозвучал этот вопрос.

Эда опустила голову.

— Аарне…

— Да?

— Пойми, я не могу тебе этого сказать… Будь умницей, хорошо?

Аарне не успел и рта раскрыть, а Эда уже перепрыгнула через кучу хвороста и побежала к дому. Мгновение прошло. Эда опять стала Эдой. Она озорно оглянулась и, не разбирая дороги, помчалась по ночному саду.

Залаяли все собаки. В дверях их встретила Криста.

— Где вы были так долго? Все давно вернулись, мы уже стали беспокоиться…

Они прошли в комнату. Эда помотала головой, пытаясь вытряхнуть из волос сухие листья и сор.

На столе лежало несколько яблок.

— Так мало? — протянула Эда.

— Там были молодые яблони, и мы не хотели их слишком обирать… Хельви запихала все яблоки в свои шаровары… А вы сами-то принесли что-нибудь?

Аарне пожал плечами и лег.

Сонный Ивар открыл глаза и прокомментировал:

— Кто их знает, что они там делали… Посмотрите-ка на Эду и на Аарне. Бедный Аарне… Эда, и тебе не стыдно, а?

Дальше говорить он не смог: Эда бросила на него целый ворох одежды и сама улеглась сверху. Началась возня. Летели подушки, обувь, все, что попадалось под руки. Выбравшись наружу, Ивар сказал:

— Сумасшедшая!

Но это звучало как признание. Все знали Эду, и никто на нее не обижался.

Даже Аарне. Он был рад этой возне, пыль от которой все еще висела в воздухе. Если бы не это, он не осмелился бы посмотреть на Эду.

Ночью Ивар и Виктор говорили о мистических аэродромах Африки. Девушки слушали их. В полночь за окном всплыла большая круглая луна. В комнате пахло соломой и духами.

НА СЛЕДУЮЩИЙ ДЕНЬ КОНЧИЛИ КУКУРУЗУ и отправились копать картошку. Шел дождь. Однажды вечером Андо и Аарне возвращались домой по берегу озера. Грязь приставала к обуви, и ноги приклеивались к земле.

С одной стороны — серая вода, с другой — лес, а под ногами желтый песок.

— Чертовски хорошо, — сказал Андо.

— Что именно?

— Все. Жить хорошо. — Андо набрал горсть камней и кинул их в воду. — Все хорошо.

— Ты открыл это только сейчас?

— Нет, это бывает у меня часто.

— Неужели… — усмехнулся Аарне.

— Для меня жизнь всегда хороша.

— Всегда?

— Почти… правда, иногда я сам могу все испортить, но тогда и виноват я сам.