Вильгельм Мах - Польские повести

— Сабина! — с жаром шепнул я. — И письмо ей. Отдай!

Но Альберт словно бы и не слышал моих слов. Он стиснул с такой силой мои руки, что мне пришлось сесть.

— Сабина. Сабина, — шептал он. — А я ее не узнал.

Мы оба молча смотрели вниз. Теперь вся речная излучина была озарена солнцем. Подобрав платье выше колен, Сабина сидела на выступавшем из воды камне. Прозрачная вода просвечивала до самого дна. Каждый раз, когда Сабина шевелила ногой, по воде во все стороны расходились радужные искорки. В зеркале воды я видел маленьких рыбок, они подплывали к Сабининым ногам, касаясь ее белой гладкой кожи. Сабина словно бы затеяла с ними игру.

Картина, которая мне открылась, дышала такой чистотой и покоем, что я забыл об Альберте, и об Эмильке, и обо всем на свете. Альберт отпустил мои руки и с нескрываемым восхищением долго смотрел на Сабину. Вдруг из речных зарослей вылетела стрекоза, за ней — другая. В каком-то нервном, тревожном полете, словно бы по начертанным заранее пересекавшим друг друга линиям, они закружились над Сабининой головой, потом соединились в объятиях и сели на ее голое плечо.

Альберт вдруг схватил свою одежду и, не обращая на меня никакого внимания, отбежал в сторону. Через минуту, уже одетый, он стоял на другом берегу прямо напротив Сабины. А она, заглядевшись в воду, все еще не замечала его.

— Сабина! — позвал он.

Сабина подняла голову. Вскочила, словно собираясь бежать, но, увидев, что это бессмысленно — прямо за ее спиной была водная гладь, а чуть дальше круто поднимались вверх отвесные прибрежные скалы, — снова села, прикрыв колени платьем.

Она долго, не отрываясь, смотрела на Альберта.

— Альберт? — тихо и неуверенно сказала она.

— Узнала меня! — обрадовался он. — А вот я тебя не узнал. Как же ты выросла! И такая стала красивая, ну прямо красавица.

Сабина потупилась от смущения.

— А у меня есть для тебя письмо, — оживленно продолжал Альберт. — Сам не знаю, как это получилось, но только выловил я его из воды. Прошу прощения за то, что расклеился конверт.

— Какое письмо! — спросила она тихо.

— А уж это тебе лучше знать! — Голос Альберта изменился. В нем зазвучали насмешливые, злые нотки. — Писал кто-то очень и очень влюбленный. Не догадываешься кто? Нет? Иди сюда, возьмешь письмо, прочтешь.

— Не хочу!

— Что значит не хочу? Письмо от моего шефа. От самого директора Пшеница.

— Не хочу! — повторила Сабина.

— Давай тогда поздороваемся. Иди, не бойся! — И он протянул руку.

Сабина не двинулась с места. И вдруг обеими руками закрыла лицо.

— Не гляди на меня так! Уходи отсюда! Слышишь, уходи!

— Да, видно, и здесь мне не больно рады, — вздохнул Альберт.

Он нагнулся, поднял лежавшую на камнях Сабинину шаль и, как был в штанах и в ботинках, вошел в воду. Он стоял рядом с Сабиной, почти по пояс в воде. Схватил ее за руку, с силой оторвал ее от лица, крепко пожал. Потом укутал ее плечи шалью.

— Ты вся дрожишь, — сказал он, — вставай, горная речка холодная, пойдем, поиграла с пескарями, и ладно.

— Не трогай меня. Уходи.

— Ну что же, пусть будет так. Вот твое письмо.

Он сунул ей в руку измятое письмо.

Она разорвала его, бросила в воду и улыбнулась Альберту.

— Меня шалью укрыл, а сам мокрый насквозь! Да еще стоишь в воде одетый…

— Джентльмен разговаривает с дамой только так. А ты подвинься немножко, если хочешь, чтобы я обсушился малость.

Но она оставила его слова без внимания.

— Если я погибну, виновницей будешь ты! — шутливо трагичным тоном произнес он.

Она рассмеялась громко и доверчиво, как ребенок. И невольно подвинулась на краешек камня. Альберт сел возле нее и, высоко задрав колени, уперся ботинками, с которых стекала вода, в край торчавшего из воды утеса. Он сунул руку в карман, вынул пачку сигарет и скривился.

— Размокли…

Обрывки порванного письма все еще кружили у их ног. Альберт вытащил клочок бумаги из воды, обсушил на солнышке и высыпал на него содержимое размокшей сигареты. Вынул из кармана длинный продолговатый мундштук с изогнутым, словно у чубука, коленцем и не менее замысловатую зажигалку. Но огня она не давала. Альберт не растерялся, вытащил из кармана круглое выпуклое стекло.

— Выпало у старика из очков, — рассмеялся он, — но я ему, наверное, не отдам. Самому пригодится.

Стеклышком он поймал солнечный луч и зажег сигарету. Сабина с детским изумлением следила за его действиями. Альберт, жадно затягиваясь, дымил, как паровоз. А чтобы развлечь Сабину, стал выпускать дым колечками, щеголяя своим искусством. Одно из колец изогнулось сердечком.

— Сабина, — сказал Альберт, — если бы ты только знала, как ты мне нравишься!

Она вздрогнула, должно быть, припомнив что-то.

— Уходи, уходи скорее! — просила она с лихорадочной настойчивостью. — Я не могу, я не должна с тобой разговаривать.

— Ах, так? — Голос Альберта стал жестким. — Значит, Отец уже успел про меня насплетничать? А с директором Пшеницем разговаривать можешь?

Он сердито вытряхнул окурок из мундштука прямо в воду. Тотчас же подскочила рыба, ткнулась в него мордочкой и поплыла дальше.

— Сабина, куда ты? Подожди! Сабина.

Он протянул руку, но было поздно, Сабина спрыгнула с камня. И теперь бежала по берегу. Альберт встал на камень, пригнулся, готовясь к прыжку. Гигантским броском он достиг мелководья. Покачнулся, ослепленный брызгами. А Сабина между тем взбиралась вверх по склону. Мокрое платье облепило ей ноги. Несколькими шагами он догнал ее, преградил дорогу.

С трудом переводя дыхание, они стояли друг против друга, мерясь взглядами.

— Дай пройти, — спокойно сказала она.

Он встал на колени, схватил ее руку и поцеловал. Поднял к ней изменившееся, бледное лицо. Она негромко вскрикнула, вырвала руку, побежала и вскоре исчезла в ивняке. Альберт все не поднимался с колен. Он вдруг упал и в исступлении стал кататься по земле.

Только теперь я заметил, что рядом со мной стоит Эмилька.

— Эмилька, ты все, все видела? — спросил я шепотом.

— Да, — тоже шепотом ответила Эмилька. — Ой, Стефек, гляди!

И показала пальцем куда-то поверх Альберта, на заросли, в которых минуту назад исчезла Сабина.

Там стояла Большая Хануля. Она прижимала к виску белый платок Альберта. И качала головой, словно скорбя или удивляясь чему-то. Но вот Альберт встал и, поддавая ботинками попадавшиеся на дороге камушки, не спеша стал подниматься в гору. Большая Хануля, отскочив, спряталась за дерево. Когда он прошел мимо, она снова выглянула и последовала за ним. Шла, не прячась, соблюдая дистанцию. Альберт оглянулся, и Хануля остановилась. Он запустил в нее камешком, топнул ногой. Так прогоняют надоевшую собаку. Наконец, махнув рукой с досады, он пошел дальше, уже не оглядываясь, а Большая Хануля шла за ним по пятам.