Душан Калич - Современная югославская повесть. 70-е годы

Не тяжело тебе будет?

Тяжело? — Он изумленно глядит на меня. Да разве может быть большее наслаждение, чем отдавать свои знания людям?

И однако…

Да, да, конечно, чувство меры, умение соразмерять свои силы! Все это я от тебя уже слышал! Не беспокойся, я помню об этом!

Он по-прежнему серьезно готовился к лекциям, засиживался далеко за полночь.

Сколько ты еще будешь работать? Почему не бережешь себя? — хотелось мне спросить, но я заранее была уверена, что услышу в ответ: молодежи — все наши знания!

Ты не знаешь сегодняшнюю молодежь! Я вхожу в аудиторию, как в храм; когда я вижу их глаза…

…критически на тебя смотрящие?

Да, критические, но разумные и честные… И представляешь, я теряюсь. Мне хочется самому стать богаче, чтобы дать им как можно больше.

Последнее время у нас все поглощены реформой университетского образования. Собственно говоря, ее проводят уже давно, но пока без успеха. Как заставить врача стать ученым-теоретиком, если уже завтра он должен выйти к больным и заняться практической медициной? Как совместить?

А фельдшеры во время войны?

Во время войны — иное дело. Тогда у этих слабо подготовленных и наскоро обученных лекарей была какая-то практика. А мы исподволь знакомили их с теорией. Сейчас же…

Не так уж это нереально!

Это абсолютно нереально! Кому в голову такое могло прийти, почему, перед тем как приступить к реформе, они не посоветовались со специалистами?

Но ведь…

Для чего тогда вообще существуют специалисты?

Ну, ну, не волнуйся, в конце концов все встанет на место!

Бог знает сколько различных комиссий занималось этими проблемами. Он тоже работал в одной из комиссий — с утра до вечера. Они всерьез отнеслись к своей задаче, старались совместить определенные рекомендации руководства с суждениями специалистов.

Сколько энергии было потрачено впустую! Сколько рабочих дней выброшено на ветер! Напряженнейшая работа, но практически ничего сделать не удалось.

Кому все это было нужно? И почему такая спешка? Все так не продумано, не подготовлено. Скольких людей это повергло в состояние отчаяния и бессилия. Разве мы кругом дураки? Беда в том, что, когда речь заходит о серьезном деле, тебя не спрашивают! Просто-напросто ставят перед свершившимся фактом — и давай, жми! Осуществляй проект, который неосуществим!

Только пережили одну перестройку, как на тебе — новая реорганизация!

И тоже не последняя! Жизнь надо принимать такой, какая есть. Изменить ее ты не изменишь. Делай свое дело и не пускайся в рассуждения! Они только портят настроение и подрывают здоровье! Нынче не такое время. Нынче следует принимать все как есть. Ведь по этому поводу создали даже целую теорию! Нашел теплое местечко, ну и не высовывай нос на мороз! Береги себя и свое, свое, свое — об остальном забудь! Зажмурься, когда смотришь вперед! Да гляди под ноги, чтоб не споткнуться, а прочее пусть летит ко всем чертям!..

Тогдашние проблемы теперь так далеко! Прежде всего далеко от него.

Саша, как всегда, не отходит от его изголовья. Вот ее гибкие пальцы скользят по его шее. Точно тонкие гусеницы. Аорта. Каротиды. А теперь она просматривает историю болезни. Как долго!

Сварить кофе?

Саша смотрит на часы. Вечно она спешит.

Ну только если быстро, мне надо торопиться!

Она всегда спешит! Сколько я ее помню. А как она всех подгоняла, когда строилось институтское здание! Институту она отдавала все свои силы, все свои помыслы, обучала кадры, выводила их на арену практической деятельности. Она считала, что нужно создавать новый тип научного учреждения, где бы наилучшим образом сочетались теория и практика, профилактика, диагностика, терапия заболевания. Она отстаивала свою концепцию, пропагандируя ее где только могла. У нее нашлось много сторонников за рубежом, ее концепция была признана Всемирной Организацией Здравоохранения. А дома к ней относились так, будто она проповедовала чушь и ересь. Она сражалась в одиночку, но не падала духом.

И до каких пор ты будешь биться?

Не знаю. Предел у людей разный.

Пока черпаешь силу в работе, происходит процесс постоянной регенерации, и усталость не ощущается. Но как только теряешь перспективу, неважно, по какой причине, — нарушается гармония! Вот тогда тебе конец. Тогда тебя начинают одолевать болезни, не важно какие, любые, к каким ты восприимчив!

И все-таки надо сражаться!

Саша внимательно смотрит на меня. Она хочет, чтобы я ей открылась, хочет понять, действительно ли я верю в чудеса.

Ты не забыла, осторожно начала она, глядя на меня исподлобья, в тот день, когда к нему вернулось сознание, я была здесь?

Да, я помню!

Ведь он тогда нас вообще не узнал! Дочь он назвал сестрой… помнишь?

Да.

Мы вместе наблюдали, как он просыпался. Удивленным взглядом медленно обвел комнату. Словно возвратился после долгого отсутствия.

Мы молчали. Дали ему время осмотреться да оглядеться. И тут пришла Неда.

Леночка! — воскликнул он обрадованно. Ханнерль, Ханнерль, погоди у меня, чертенок! И даже пытался погрозить ей судорожно сведенным пальцем.

Из глаз Неды брызнули слезы. Она только что вернулась с похорон его сестры.

Я мысленно просила ее — держись!

А он повернул ко мне голову и улыбнулся — видишь, какая? Стоит ей пальцем погрозить, и она уже в слезах… Я ведь шучу!

Не надо ее дразнить, перестань! — ласково попросила я.

Но потом он узнал свою дочь.

Разве? Я что-то не помню!

Это произошло позже, когда ты ушла. А пришли ребята. Они все трое стояли вон там. И вдруг…

Вдруг он умоляюще посмотрел на меня и протянул к ним руки. Он хотел что-то сказать, но не мог.

Я подошла и соединила их руки. Я понимала, чего он хочет.

Он поблагодарил меня взглядом и отчетливо произнес: всегда будьте вместе — вот так, и коснулся моей руки.

Он опять погрузился в сон, до меня доносится только его слабый хрип.

Перехожу из одной комнаты в другую. А совсем недавно мне казалось, будто кризис миновал. Когда это было — дней десять назад?

Стою у окна, гляжу в парк — и ничего не вижу. Неужели опять его состояние… нет, нет, мне невыносимо это слово — «ухудшилось». Оно всегда первым приходит в голову, хотя я его терпеть не могу.

Что-то нужно предпринять, что-то сделать. Нужно снова искать. Мы не должны подчиняться обстоятельствам.

Ох, чего только мы не перепробовали за эти бесконечно долгие и так быстро пролетевшие последние годы! От известных лекарств до психотерапии, наркотиков и гомеопатии. Ты лучше чувствуешь себя?

Как нельзя лучше, смеялся он. Ведь должно же помочь!

Сначала мне казалось, что его недуг скоро пройдет. Я каждый день возила его на работу в институт, и хотя он уже ничего не мог делать, сам факт, что он на своем рабочем месте, оказывал на него положительное воздействие. Сохранялось ощущение, что он кому-то нужен. Он разбирал бумаги, перекладывал их из папки в папку. Непослушными пальцами раскладывал марки по конвертам, чтобы отнести детям. И всегда радовался, когда к нему обращались за помощью. Люди по-прежнему охотно делились с ним своими большими и маленькими заботами. Приходили коллеги, друзья, больные. Приходили служащие.