Наталья Нестерова - Жребий праведных грешниц [сборник litres]

Сознание катастрофы и невозвратности прошлой жизни обрушилось на Нюраню, только когда арестовали отца.

Она помогала Марфе в квартире Камышиных. Не столько помогала, сколько любопытствовала: мебель, кухонная утварь, одежда барыни в шкафу, баночки, флакончики на столике с зеркалом – все было интересным, диковинным, имело чудны́е названия. Столик с зеркалом в спальне – «туалетный», перекладинки, на которых наряды в шкапе висят, – «тремпели». За пару часов Нюраня узнала столько новых слов, сколько за два года не привелось. Особое любопытство, конечно, вызывала барыня, Елена Григорьевна. Нюраня за ней в щелку приоткрывшейся двери подсматривала. Маленькая, хрупкая – кукольная женщина, какая-то ломкая, точно из бумаги скрученная. Курит! Лежит на диване, книжку читает, в пальчиках длиннющая папироса. Чисто Анна Каренина!

Потом привели дочку Елены Григорьевны Настеньку. Лохматый мужик привел.

Марфа пояснила: «Художник. Настенька у него уроки живописи берет. Хороший человек, сам приводит, я не успеваю».

За учителем живописи явился учитель музыки, тоже болезного вида. Настенька под его присмотром по инструменту «пианино», по белым и черным досточкам («Клавиши», – пояснила Марфа) наяривала. Заунывно, даже Елену Григорьевну проняло, и та перешла в спальню, на ходу бросив Марфе:

– Гаммы – неизбежный этап обучения, но невероятно досадливый. Принесите мне кофе.

– Гаммы – это кто? – спросила Нюраня Марфу.

– Не знаю. Думаешь, я уж все осилила?

– А «кофе»?

– Вроде чая, но из порошка. Александр Павлович говорит, что настоящего кофе тут в помине нет, а порошок этот из желудей горелых делается.

– Они тут такие все? – покрутила пальцами в воздухе засомневавшаяся Нюраня. – Как свиньи на бескормице желуди толченые трескают?

– В городе многое по-иному. Все женщины из благородных и тех, кто к ним примазывается, панталоны носят.

– Иди ты!

– А вот и честно! Хошь, барынины и дочкины покажу?

Еремей Николаевич в это время в подземельном жилище Петра, отправившегося на работу в кочегарку, тешился с Митяем, учил его ножичек правильно держать, вместе лодочку вырезали. Митяй был счастлив, он очень любил дедушку.

От грубого пинка распахнулась дверь, и ввалились люди с оружием. Митяй в испуге запрыгнул Еремею Николаевичу на грудь.

– А вот он! – сказал дядя, по повадкам – главный. – Кулак сбежавший! Арестовываем. Где дочь? Где Нюраня?

– Ты, Сорока, не голоси! – Еремей успокаивающе погладил Митяя. – Не пугай ребятенка. Нету Нюрани, отбыла в неизвестном направлении.

Митяй удивился: дедушка сказал неправду. Нюраня вместе с Митяйкиной мамой двумя этажами выше в Настенькиной квартире трудилась. Его, Митяя, за неправду, за лукавство и хитрость любую мама хворостиной лупила.

Мальчик дернулся, головку вывернул, на дедушку посмотрел: зачем ты обманываешь? Дедушка сдавил его руку до боли. Митяй заверещал и вырвался.

Его тут же подхватил Сорока.

Данилка бывал у Елены Григорьевны и прекрасно знал, кто Камышиным прислуживает. В отличие от Степана он верно вычислил, где искать недобитых (не сожженных) кулаков.

– Говори! – рявкнул дядя и выкрутил Митяю ухо. – Где Нюраня?

– Сыночка! – дернулся дедушка, но его схватили бойцы с винтовками.

Митяй опять удивился: он был дедушке не сыночкой, а внучеком. Хотя Еремей Николаевич ни так, ни этак его никогда не называл, только по имени.

Происходило что-то необыкновенное и неправильное. При опасности есть только одно место спасения – мама.

Митяй лягнул Сороку в пах, тот ослабил хватку. Мальчик в довершение еще и куснул плохого дядю за руку.

Данилка завыл от боли. Митяй бросился к выходу, помчался вверх по ступенькам.

Он влетел в квартиру Камышиных с ревом и воплями.

– Сыночка! – подхватила его на руки Марфа. – Что стряслось?

– Там они! С винтовками! Деду арестовывают! Мама, спаси деду! Там мужик как птица… сорока! Они Нюраню хотят, а деда соврал, что Нюрани нет, а она тут…

– Тихо, тихо, тихо, – успокаивала Марфа сына. – Все кончилось, все хорошо. Нет Нюрани, дедушка прав, уехала.

– А это кто? – показал Митяй на свою тетку, стоящую рядом.

– Это образ. Скажи: «Сгинь, образ!» – и образ сгинет. – Последнее слово Марфа произнесла с нажимом, еще и уточнила: – Спрячется в кладовке, где дрова и уголь.

Потом, вспоминая эту сцену, Марфа удивлялась тому, что мгновенно сообразила, как надо поступить. Наверное, жизнь в городе все-таки научила ее действовать быстро, не раздумывая. Еще два года назад при малейшем затруднении она стояла бы и глазами хлопала. Точно как Нюраня, которой пришлось повторить: «Ховайся!»

Только Нюранина юбка мелькнула, а Марфа успела отослать сына к Настеньке, как дверь распахнулась. Сорока.

– Ты чего это мне мальца пугаешь? – напустилась на него Марфа. Бывший односельчанин, Данилка не вызывал у нее ни страха, ни почтения. – Куда прешь с грязными ножищами?

– Замолкни, контра! По тебе за укрывательство раскулаченных тюрьма плачет.

– Испугал ежа голой задницей!

– Что тут за шум? – вышла в коридор Елена Григорьевна. – О, Данила Егорович!

– Приветствую, Елена Григорьевна. Извините за беспокойство – служба. Ваша прислуга прячет раскулаченных Медведевых…

– Барыня! – всплеснула руками Марфа. – Свекор из деревни прибыл погостевать. Нешто у него на лбу написано, что раскулаченный?

– Тише, не ори, Марфа, – поморщилась Елена Григорьевна.

– Свекра ейного, – продолжал Данилка, – мы взяли, но была еще кулацкая дочка. Где Нюраня?

– А я знаю? – вопросом на вопрос ответила Марфа.

– Нюр… кто? – переспросила Елена Григорьевна.

Несколько часов назад Марфа представила ей Нюраню, сказала, что золовка поможет по хозяйству. Елена Григорьевна кивнула, разрешая, и добавила: «Какие вы огромные. Чем вас только кормят?» Теперь же она на голубом глазу изображала неведение.

– Анна Медведева, – пояснил Сорока.

– Здесь, увы, такой нет, – пожала плечами барыня. – Или вы хотите в моей квартире обыск произвести? – спросила она кокетливо и выпустила струю дыма.

Сорока замялся. Елена Григорьевна рассмеялась.

– Извиняйте! Всего доброго! – попрощался Сорока.

– Не забывайте навещать меня, Данила Егорович. Вы настоящее украшение нашей скромной компании.

Закрыв за Данилкой дверь, Марфа повернулась к барыне, ожидая услышать справедливые упреки, угрозы и предупреждения. Но Елена Григорьевна, только что спасшая девушку, казалось, тут же выкинула из головы свой добрый поступок.

– Кофе остыл, – сказала она Марфе, – я забыла его выпить. Сварите мне новый, пожалуйста.

Испуганная Нюраня до ночи просидела в кладовке. Когда Марфа, сбегав домой и обнаружив, что свекор прихватил только свой чемоданчик с инструментами, коротко сообщила Нюране: «Забрали Еремея Николаевича», – девушка не расплакалась, только еще пуще затряслась. Однако через пару часов из кладовки послышались горестные стоны.