Сара Бергман - Съевшие яблоко

Провожала его уже с улыбками, уверениями и обещаниями.

Но все равно произвела на профессора неблагоприятное впечатление. Такая импозантная, тактичная на первый взгляд в разговоре она вела себя совершенно бесцеремонно. И очевидно могла бы проявить куда большую тактичность, обойдя многие заданные вопросы, чтобы не ставить его в неловкое положение. Тем более вторгавшиеся в области очень личные и ворошащие вещи, откровенно непредназначенные для посторонних, распространяться о которых профессору было в крайней степени неприятно.

Денис Матвеевич уже заранее не верил, что ее визит сможет чем-то ему помочь.

О том, что приближается Новый год Денис Матвеевич вспомнил только тогда, когда вносил дату посещения психолога в свой ежедневник. С удивлением обнаружив, что уже живет в двадцатых числах декабря, и сессия на носу. А он даже не заметил. Хотя всю жизнь проведя в стенах университета, студентом, аспирантом, преподавателем, он и не мыслил другого течения времени, существовал в каникулярном расписании — от сессии до сессии. А вот в этом году забыл, выпал из ритма.

А все только из-за детей, и непосильных одному человеку переживаний.

Тут еще и студенты насели, будто сговорившись. Завалили рефератами, курсовыми, отработками. Отчего Денис Матвеевич начал на работе нервничать, торопиться, чего раньше за ним не водилось. И в этом тоже были виноваты одни только эти дети.

Поэтому приходилось теперь сидеть в преподавательской допоздна. И курсовые разбирать до ночи и студентов за нерадивость распекать.

Маленькая сухонькая семидесятилетняя Саида Рафизовна, единственная составлявшая ему компанию, вполне разделяла профессорские заботы. По суетности характера она никак ничего не могла успеть вовремя. А потому вечно за ней бегали студенты, вечно она сама ходила заваленная черновиками. И тоже вот так же как и он потом сидела ночами, хотя больше болтала, чем работала.

Профессор же был не в том состоянии духа, чтобы поддерживать праздные разговоры. Настроение его было хуже некуда.

— Денис Матвеевич, душенька, а не подскажете, в каком месяце помидоры нужно сажать? — ее старческий голос дребезжал нарочито громко, отвлекая от любой мысли.

Раньше профессор с удовольствием на такие вопросы отвечал, а сегодня озлился — дети, все дети — и недовольно хмыкнул в усы:

— В марте, в марте. И когда вы запомните? — сам уже почувствовал что сухо ответил, некорректно.

Но добродушная старушка только с искренним удивлением всплеснула руками:

— Правда? — Свое литературоведение она преподавала из рук вон скучно, но за пределами аудитории оживлялась и фонтанировала энергией. — Вы представляете, я вчера на базаре такие семена купила! — она положительно не умела придерживаться одной мысли, перескакивая с темы на тему. И ни одно начинание не в силах была довести до конца. — Настоящий мангольд! Не то, что в магазинах! Ох уж эти магазины — в прошлом году у меня — нет, вы только подумайте — ничего не взошло!

Денис Матвеевич покивать-то покивал, а сам с трудом подавил недовольство. Саида Рафизовна вечно путала указания на упаковках и запросто могла посеять морковь на место укропа. И постоянно лезла в то, в чем ничего не понимала, сажая что ни попадя: мангольд, канадский базилик, ревень, мелиссу, арбузы и белые грибы. И разумеется ничего из этого не всходило.

— Значит в мае, как бы не забыть… — и бормоча распахнула шкафчик, — давайте-ка чаю попьем.

— В марте, — профессор укоризненно покачал головой, но на чай согласился.

И мысленно пожалел, что окончился сезон. Денис Матвеевич любил цветы, любил землю, роботу с ней. Отдыхал там душой. Он даже букетов никогда не резал — почитал за кощунство — ни одного в городскую квартиру не привёз за столько лет. И некстати всплыла в мозгу поговорка: «дети — цветы жизни».

Саида Рафизовна уже вскипятила чайник, апрофессор за мыслями о саде уже чуть упокоился, почувствовал, что не все так плохо, да и не может же быть настолько безнадёжно. Потянулся за своей чашкой, аккуратно поставленной в шкаф донцем кверху.

Но тут как назло зазвонил телефон. Денис Матвеевич в некотором раздражении отвлекся:

— Да.

И словно в жестокую насмешку провидения снова звонили ему из садика. Тогда, когда и двух недель не прошло с его визита.

— Здравствуйте, — в трубке послышался бодрый голос директрисы детского сада, — мы хотим пригласить вас на новогодний утренник. Наши детки подготовили представление для родителей, — при некотором старании в голосе угадывалась усталость от рутинной обязанности. — Третьего января к пяти часам, будут все родители и дед Мороз.

Денис Матвеевич больше от растерянности пробормотал:

— Да-да, конечно, я приду.

И сам не понял — зачем он согласился? У него сессия, зачеты, пересдачи, толпы студентов. И вдруг как-то садик. Мысленно он уже решил, что отправит Лизу, но тут заведующая будто услышала его мысли:

— Денис Матвеевич, я еще хотела переговорить насчет вашей девочки. — В ставшем сухим и серьезным тоне заведующей Денису Матвеевичу почудилось подступающая неприятность.

И он был прав.

— Вы извините, я не в курсе, знаете ли вы, что происходит…

Прямо перед профессором за столом суетилась Саида Рафизовна, с плохо скрываемым любопытством поглядывая на коллегу. Денис Матвеевич вдруг испугался, что она услышит то, что говорит ему в трубке заведующая и похолодел от этой мысли.

— Но речь идет о ребенке, я обязана вас поставить в известность. Мы боимся отдавать ей мальчика. — Директриса явно ожидала вспышки негодования от родителя, будто оправдываясь и неосознанно повышая голос, невольно вгоняя профессора в панику, — вы поймите, она же приходит за ним нетрезвая. Это не только я видела, воспитательницы жаловались несколько раз. От нее пахнет алкоголем.

Саида Рафизовна сидела от Дениса Матвеевича буквально в полуметре, и он залился краской.

— И, вы уж меня извините, девочка же приходит не одна. — Профессор, услышав это, сглотнул и побледнел. — Денис Матвеевич, при всем уважении, как я могу в такой ситуации отдавать ей ребенка? Я просто не возьму на себя такую ответственность!

Старушка-литературовед деликатно уставилась в свою чашку, и профессор обреченно понял: «слышала».

Когда он заговорил, голос звучал хрипло и устало:

— Я все понял, — он кашлянул, прочищая горло, — постараюсь… — Денис Матвеевич замялся, ища подходящее слово, — разобраться.

Саида Рафизовна пила чай крошечными глоточками, щипала бочок печенья и старалась не смотреть в глаза коллеге. Если раньше эти дети превратили в ад только его дом, то теперь Денису Матвеевичу казалось, что от них расползается моровая язва, отравляя всю его жизнь без остатка.