Сара Бергман - Съевшие яблоко

— Хочешь научу что и как?

Парень поперхнулся — Лиза озвучила абсурдное предложение как само собой разумеющееся.

И смотрела на приятеля с самодовольной добротой. Так смотрит учитель, выдающий банальные истины за сокровенные знания под доверчивым взглядом ученика. Сейчас Лиза сознавала себя необычайно взрослой по сравнению с Никитой, и это явно доставляло ей удовольствие.

— Да иди ты. — Парень огрызнулся и потянулся за пивной банкой, чтобы скрыть смущение.

— Ну как хошь, мое дело предложить, — Лиза хмыкнула с деланным равнодушием и принялась снова вращать табурет.

Колесики противно скрипели. От одного вида того, как она крутится кружилась голова.

Парень сделал еще пару глотков, но пиво уже согрелось и стало отдавать кислятиной и брагой. В комнате стало душновато. Он неуютно завозился на стуле, стараясь думать о чем-то другом.

Но спустя пару минут, быстро и недоверчиво глянул, снова отвел глаза и коротко бросил:

— Шутишь?

Лиза как раз обнаружила, что если упереться носками в пол и вертеть стул не по кругу, а вправо-влево, он крутится еще быстрее, и теперь расшатывала ножки.

— А чего такого? — она легко пожала плечами, — я могу. Хоть попробуешь. Мы же друзья.

Никита над этим не задумывался, но пожалуй да — они все-таки были дурьями.

— А… — он замялся, смотря на подружку, которая к счастью не поворачивала к нему головы, полностью поглощенная своей забавой. Уши у него полыхали. Парня одновременно раздирали смущение и любопытство, — у тебя их много было?

— Кого? — и тут же вскинула подбородок и гордо расхохоталась, — ой, да дофига! Я этим второй год занимаюсь.

Парень недоверчиво на нее уставился, во рту резко пересохло. Мысли его раздирали противоречия, он никак не мог определиться. Но тут Лиза сама перешла к решительным действиям:

— Да ладно, не дрейфь. Я все умею. Делов-то! — напоследок жадно глотнула пива, вливая сколько влезет. С полным ртом и надутыми как у хомяка щеками забралась на кровать. Как обезьяна поджала под себя ноги.

Кровать Никиты всегда была аккуратно накрыта, уголки подогнуты. Лиза завозилась, устраиваясь поудобнее и сминая покрывало. Поджатые по-турецки ноги были тощие, отчего ступни казались несуразно большими. Поверх колготок были надеты несвежие носки, и девчонка то и дело сверкала грязными пятками.

Ситуация была нелепая.

Никита остро чувствовал несуразность происходящего. Но почему-то все никак не мог собраться, раскрыть рот и обратить все в шутку. Внутри надрывно и алчно зудело: ведь сама предлагает. Ну что такого — от Лизы не убудет. Ведь она же не против. А он только разок попробует и все. По-дружески.

А Лиза уже настойчиво поторапливала:

— Свет-то выключи. — Таким тоном, будто ничего особенного не происходило.

Никита машинально послушался — щелкнул выключателем. Комната погрузилась в темноту — было всего четыре часа, но зимнее солнце садилось рано. Только спустя пару секунд он проморгался и различил силуэт Лизы, сидящей на его кровати.

— Давай, иди сюда. — Та похлопала по покрывалу рядом с собой.

Никита неуверенно приблизился, сел — матрас промялся, чуть скрипнуло днище. У парня нервы натянулись так, что он остро слышал каждый шорох: сипловатое дыхание Лизы, свист ее простуженного носа. И влажное причмокивание, когда она принялась его целовать. Неловко оглаживая руками шею и голову, и тычась языком ему в губы.

Последующие пятнадцать минут Никите запомнились сумбурно. Его охватил алчный азарт, как и бывает с подростками, впервые дорвавшимися до женского тела. Горячечный и бессмысленный. Сродни тому, в котором дикие котята долго с бестолковой жестокостью рвут добычу зубами, вместо того чтобы нанести один прицельный удар.

Парень пыхтел, возился и мало замечал девочку лежащую под ним. Сама Лиза оставалась пассивна и ничем не помогала. Но ничему и не сопротивлялась. А потому почти не запомнилась и даже слабо ассоциировалась с той Лизой, которую он знал в повседневной жизни. К тому же из-за стоящей в комнате темноты Никита запомнил ее только тактильно. Болезненно худое и какое-то колючее тело, неприятно сухую, неровную кожу на спине и несвежие, жесткие и жирные на ощупь волосы.

И еще запах — смесь девчачьих, школьных и алкогольных ароматов. Пиво, сигареты, пот, мыло и приторно-кислый запах школьной столовой, в которой она дежурила в то утро.

Все закончилось очень быстро. По юности и неопытности Никита так и не понял, сколько в словах девчонки было правды, а сколько пустого бахвальства. Будь на его месте взрослый мужчина, он бы заметил, что на самом деле та ничего не знает и почти ничего не умеет, а просто лежит на спине с широко разведенными ногами и терпеливо смотрит в потолок, иногда кривится, но не издаёт ни звука. Что вряд ли у нее до этого могло быть больше двух-трех партнеров. И что ни о каком «удовольствии» не идет и речи.

Прихода психолога Денис Матвеевич ждал с куда меньшим волнением нежели соц работника. Возможно потому что изначально был настроен скептически и ни на что особо не рассчитывал. Но женщина пришла вовремя и вела себя даже удивительно приятно, впрочем, это было естественно, ведь она отрабатывала полученные деньги.

Денис Матвеевич же был сумрачен и скуп на разговоры, не особо расшаркиваясь поздоровался и сразу же не затягивая, вызвал детей из комнаты. Лизу он заранее ни о чем не предупреждал, да и сейчас только холодно бросил:

— Это Ольга Викентьевна, детский психолог. — По большей части потому, что даже разговаривать с Лизой ему было противно.

Девчонка, стоя в дверях спальни, посмотрела на женщину с прищуром и ничего не сказала. Мальчик тоже боязливо выбрался из своей комнаты и теперь застенчиво жался к ногам сестры, глядя на пришедшую одновременно испуганно и любопытно.

А дальше пошло странно. Денис Матвеевич проводил психолога в зал, туда же нехотя вошла и Лиза с братом. Женщина, тепло улыбаясь уселась в предложенное кресло, откинулась на спинку и замерла. И больше ничего не предпринимала, выглядя совершенно расслабленной. Повисла тишина.

Ольга Викентьевна смотрела на детей — они на нее, ничего не происходило. От напряжения у Дениса Матвеевича закололо затылок.

Потом Лиза медленно и демонстративно развалилась в кресле, вальяжно закинула ноги на подлокотник и, подцепив двумя пальцами жвачку, начала вытягивать ее изо рта длинной ниткой, запрокидывать голову и закидывать обратно. Всем видом изображая вызывающую расслабленность. Малыш молча и робко сидел, прижимаясь спиной к креслу сестры, и таращил на гостью глаза.

Минуты текли одна за другой, ничего не менялось. Кроме щелканья жвачки Лизы в комнате не раздавалось ни звука.