Сара Бергман - Съевшие яблоко

— Я понимаю, что у него много проблем психологического свойства. Если бы ребенок не прожил первые годы с матерью, если бы сразу попал в благополучную семью, их бы не было. Но сейчас мы имеем то, что имеем. — Голос женщины приобрел горячие убеждающие интонации. — Денис Матвеевич, от вас зависит очень много. Ребенок нуждается в социальной адаптации, в особом обращении. Вам необходимо…

Ян непоседливо елозил у нее на коленях, хватаясь ладошками за край стола.

— …его «я» фрагментарно, не определено, такие люди не могут существовать как бы сами по себе. Понимаете, он постоянно ищет кого-то извне, некоего человека рядом, которого мог бы использовать в качестве себя.

Лиза все еще прислушивалась, но понимала все меньше и меньше. Как с той задачей. И даже не знала уже за Яна эта тетка или против.

— Это как бы крючок, понимаете? Он воспринимает мир только через какого-то одного человека, совершенно особенного для него, на котором мальчик акцентуирует весь окружающий мир и самого себя.

Малыш развернулся, больно уперевшись в ноги сестры и обожающе уставился Лизе в лицо.

— Это его взрослый — единственный и идеальный. Он будет вас или обожать или отторгать, то или другое, ничего среднего. И чем взрослее мальчик будет, тем сложнее ему будет с этим жить. И ему самому и соответственно людям вокруг, понимаете? Вам сейчас важнее всего убедить его в собственной ценности. В первую очередь ребенок должен понять, что он важен сам по себе. Пока что он уверен, что его любят только за какие-то заслуги. Такую концепцию мира ему транслируют взрослые.

Лиза не поняла слова «транслируют». Но вообще-то это было не особенно важно. Она думала о том, что говорят о Яне. Хотя сама Лиза не видела в нем ничего особенного, но ясно понимала, что взрослые видят. Значит что-то такое наверное все-таки было.

Только тут Лиза заметила, что братишка уже давно и увлеченно карябает в ее тетради. Вся страница, предназначенная для так и не выполненного домашнего задания была исчеркана. А угол АОВ покрыт кривыми буквами и короткими, с неправильным наклоном словами: «кот», «дом», «сад», «лиза», «лиза», «лиза».

Она вспыхнула от досады, открыла уже рот, чтобы обругать, но вдруг передумала. И решила: ладно, пусть. Все равно ведь ничего путного она не сделает. А если он и правда такой умный. Пусть.

И Ян увлеченно карябал, время от времени оборачиваясь и заглядывая сестре в лицо, будто ища одобрения.

— Такие дети всегда хотят угодить, понравиться. Сделать нечто такое, что заставит окружающих их оценить. У него уже есть панический страх неудачи. Вы его взрослый, его опекун — авторитет. Вы должны это изменить, внушить ему: «Ян, я тебя люблю не за что-то, а потому что ты — это ты».

Лиза уже перестала слушать разговор за стенкой. Поудобнее устроила братишку на своих острых худощавых коленках — он уже стал тяжелый. Ян от такой ласки разомлел, заулыбался, счастливо выводя каракули по клетчатому листу. И то и дело, буквально поминутно оборачивался, заглядывал ей в глаза ища внимания и одобрения. И Лиза ему улыбалась.

В это время как Денис Матвеевич, взбудораженный длинным странным разговором с психологом и кучей маловразумительных советов был хмур и раздосадован. Он уже провожал женщину, подавая ей сумку и помогая надеть пальто, а сам все еще утопал в сонме недодуманных мыслей и оттого казался рассеянным.

— Денис Матвеевич.

До того, что сразу не сообразил, что она снова к нему обращается. И судя по принятой статичной позе, не собирается уходить. Видимо она твердо вознамерилась сказать что-то еще.

— Денис Матвеевич, — снова повторила она, — может это не мое дело, но я все же хотела вам сказать, — судя по тому насколько медленно она говорила, будто обдумывая каждое слово, особой решимости в ее действиях все-таки не было. — О вашей девочке, — женщина неуверенно глянула на закрытую дверь детской и чуть понизила голос.

Профессор затоптался на месте. Эту неприятную, отталкивающую тему ему вовсе не хотелось поднимать.

Ольга Викентьевна это явно заметила, но оттого лицо ее только приняло еще более уверенное упрямое выражение:

— Денис Матвеевич, я вижу, что у вас не складываются отношения. — Она заговорила скорее, будто опасаясь, что ее прервут — профессор и в самом деле уже недовольно топтался на месте, — я говорю это не из меркантильных побуждений, вы можете и не обращаться ко мне. В городе много хороших специалистов, я могу порекомендовать вам человека. Могу в Москве найти, если хотите. — Она решительно посмотрела в глаза, — но я вам настоятельно — крайне настоятельно — советую начать работать с девочкой.

Женщина напряженно замерла посреди коридора, прижимая к груди сумку:

— Понимаете, Ян еще маленький, он избежит некоторых, — она подумала и сформулировала, — сложностей. Ко мне часто приводят приемных детей — и почти всегда с ними бывают проблемы. С Лизой будет хуже, она уже большая, фактически подросток. Ребенку трудно раскрыться для нового взрослого, довериться ему. — Женщина с такой внутренней силой смотрела Денису Матвеевичу в глаза, будто пыталась взглядом пригвоздить к месту. — Попадая в новый дом они часто начинают вести себя безобразно, выкидывать разные номера. Сбегают, бродяжничают, портят вещи, закатывают истерики, ругаются, прогуливают школу. Даже воруют.

Денис Матвеевич скривился — то, как спокойно она говорила о таких вещах, само по себе уже казалось ему дикостью.

Но женщина кажется понимала его настроение и даже старалась предупредить негативную реакцию:

— Денис Матвеевич, поверьте, это не только у вас, это распространенный тип поведения. Поймите, такому ребенку — усыновленному — очень важно чтобы его любили. Гораздо важнее, чем родному. Родные дети и так уверены в родителях, как бы их не наказывали. А приемному необходимо сначала поверить. Лизе важнее всего доказать самой себе, что вы взяли ее не просто так. Что вы ее любите, что она вам нужна. Даже такая «плохая», какая есть. Она подсознательно старается для вас быть настолько отрицательной, насколько может.

Профессор против воли изобразил на лице не то что недоумение, а крайнюю степень брезгливости.

Он получил кучу абстрактных, не связанных с реальностью советов и смутных рекомендаций. А уж доброхотных наставлений относительно Лизы он и вовсе не просил и слушать не желал.

— Она вас проверяет. — Ольга Викентьевна продолжала неотрывно смотреть в глаза. — Сможете ли вы любить ее. Ей нужно в этом удостовериться. А вам нужно добиться ее доверия, вы понимаете?

Что она, собственно, пыталась внушить? Что Лиза ждет чтобы он ее полюбил?

Профессор передернулся. Лиза и слова-то такого не знает! Дрянь (а он уже привык про себя называть Лизу только так), которая в четырнадцать лет уже и пьет и якшается с мужиками. Которая просто не понимает человеческого языка. Ей надо от него только денег и полной безнаказанности. Чтобы превратить его жизнь в ад, а дом в шалман.