Сара Бергман - Съевшие яблоко

Наконец, женщина, насмотревшись на что-то известное ей одной, отмерла и улыбнулась:

— Может, вы угостите меня чаем? — обратилась она к ребятам, скорее даже к старшей Лизе.

Та резко скосила глаза, пару секунд молча сверлила гостью взглядом, а потом недовольно огрызнулась:

— А вы сюда что, чаю попить пришли?

Денис Матвеевич вспыхнул:

— Лиза! — прикрикнул он, девчонка прикусила язык. Профессор суетливо вскочил со своего места, стараясь загладить неловкость, замельтешил перед глазами, — пойдемте, в кухню. — Подал женщине руку и распахнул дверь. Дети же с места не двинулись, и ему снова пришлось прикрикнуть, — Лиза!

Только после этого девчонка скривилась, лениво спустила ноги с подлокотника. Неторопливо нога за ногу поплелась на кухню, всем своим видом показывая, что делает большое одолжение. Мальчика она походя схватила за ладошку и потащила за собой.

В кухне на столе не было ничего вкусного — ни конфет, ни варенья, одни сухофрукты, тщательно вымытые и разложенные в глубокой пиале. Денис Матвеевич не ел и не держал сладкого, считая его крайне вредным для здоровья.

Лиза села напротив женщины и исподлобья наградила гостью неприязненным взглядом. Денис Матвеевич расставил перед сидящим кружки с обжигающе-горячим крепким чаем. Девчонка глянула, недовольно скривилась и забрала кружку у малыша. Поднявшись выплеснула половину кипятка в раковину, разбавила холодной водой и вернула мальчику. Только тогда он, вопросительно посмотрев на сестру, притянул чашку к себе.

Чай пили в той же напряженной тишине. Единственным человеком, который казался расслабленным и вполне довольным происходящим выглядела Ольга Викентьевна. Она отхлебывала из чашки маленькими глоточками и наблюдала за остальными.

Денис Матвеевич брал из пиалы что придется. Лица, брезгливо покопавшись, выбрала для себя только урюк, который жевала без удовольствия, только чтобы разбавить чем-то чай. Две сморщенные рыжие ягоды бросила и Яну, но мальчик очень вежливо отодвинул их ладошкой на середину стола. И стал пить, уткнувшись в чашку, стараясь даже не смотреть в их сторону.

— Ян, а что ты любишь? — женщина улыбнулась мальчику.

Тот смутился, быстро и вопросительно глянул на сестру, но та прямого запрета на разговор не дала. Тогда мальчик ненадолго задумался, глядя в потолок в поисках ответа и громко выпалил:

— Конфетки. Нам в садике давали.

Женщина понимающе рассмеялась и придвинулась ближе.

Лиза недовольно сверлила ее взглядом и ковыряла на столе сушеный инжир, рассыпая по скатерти мелкие как тычинки косточки.

— А какие конфетки? — Ольга Викентьевна улыбалась, глаза ее лучились добротой. Незаметно она оказалась сидящей уже рядом с мальчиком.

Польщенный вниманием малыш оживленно завозился на стуле:

— Синие. И с мишками.

Женщина серьезно и согласно закивала:

— Я тоже люблю с мишками, — и будто ненароком через голову малыша обратилась к старшей девочке, — а ты?

Та резко повернулась, вперилась в психолога пристальным вызывающим взглядом и коротко отчеканила:

— Что «я»?

На секунду женщина задержала на ней внимательный взгляд, потом почему-то кивнула и больше спрашивать не стала. Вместо этого поднялась, оставив недопитую чашку и протянула руку мальчику:

— Яночка, а ты покажешь мне свои игрушки?

От такого внимания мальчик до чрезвычайности разволновался. Он заелозил на стуле, поглядывая то на гостью, то на сестру. А потом соскочил и подпрыгивая от возбуждения кинулся в комнату.

Игрушек у Яна было мало и смотреть особо не на что. Но женщина терпеливо разглядывала детские «сокровища», казалось, ей совершенно не было скучно с трехлетним ребенком и каждое его слово вызывало у нее живейший интерес. Малыш млел от удовольствия изо всех сил стараясь понравиться.

— А ты любишь ходить в детский сад? У тебя там много игрушек? — женщина листала размалеванную книжку.

Мальчик от нетерпения не в силах усидеть на месте уже совал ей раскраску:

— Люблю.

— А с детками другими играть любишь?

— Не люблю. Они все глупые. И игрушки глупые. Мне с ними не интересно, — он пыхтел взволнованным ежиком.

— А с кем интересно?

— С тетей Маиной интересно — она слова учит писать. И я уже стишки могу с книжки писать — я всю книжку писал!

— Ты уже умеешь писать? Какой молодец, — женщина деловито погладила его по головке, малыш от удовольствия залился краской. — А рисовать? Давай-ка мы с тобой порисуем. Неси карандаши.

Малыш, кубарем скатившись с дивана, побежал в комнату. Женщина заметила, как из угла на нее опасливо смотрит Лиза и улыбнулась:

— А ты что любишь? Увлекаешься чем-нибудь?

Та мгновенно зло ощетинившись:

— Я-то вам зачем? Вы его проверять пришли — его и спрашивайте. — Каким-то внутренним интуитивным чутьем девочка поняла, что она сама врача не интересует, но от этого казалось только больше насторожилась.

Ольга Викентьевна снова кивнула:

— Ты злишься? — и тут же добавила, не дав Денису Матвеевичу возможности повысить голос, — ты имеешь право сердиться — я тебе чужая. Я не буду тебя спрашивать, если не хочешь. А если появится желание — мы с тобой поговорим.

И сразу отвернулась, тем более, что Ян уже приволок порядком изжеванные и отчасти высохшие фломастеры.

— Нарисуй мне что-нибудь, а я посмотрю.

Мальчик трудился увлеченно. Ерзал на коленках вокруг листа, пыхтя и шмыгая носом, быстро и неумело награждая рисунок десятком мелких, ему одному понятных, деталей. Намалеванная на листе рожа пестрела обилием цветов и резкостью граней. Все было прорисовано тщательнейшим образом, даже обведено.

— А это кто? — женщина внимательно смотрела на рисунок.

— Лесной гоблин! Нам тетя Маина сказку читала! — мальчик гордо посмотрел на рисунок и вдруг всполошился, добавил к физиономии разномастные красные рога и после этого уже остался абсолютно доволен.

Морда на рисунке топорщила бороду, больше похожую на мохнатый веник, смотрела из-под круглых как блюдца очков и неуловимо напоминала стоящего позади и нервно хмурящегося профессора. Ольга Викентьевна с трудом подавила улыбку.

Кроме того, Ян наградил порожденного собственным богатым воображением гоблина разномастными торчащими ушами и усами. С этими деталями рисунок странным образом еще сильнее напомнил пожилого опекуна детей.

Мальчик же открыто и бесхитростно тараторил:

— Он живет в лесу. И у него дубина, — он распахнул ладошки на всю возможную ширину, — во-от такая. И еще он ест маленьких детей и еще овечек и… — и принялся рассказывать, явно мешая воспоминания из прочитанной сказки и собственный вымысел. Легко переходя из одного в другое, не ощущая, где заканчивается рассказанная история, а где начинается фантазия.