Илья Ильф - Двенадцать стульев [litres, Полная версия романа]

В октябре 1927 года соавторы предоставили завреду первую часть романа – «семь листов». Для публикации в январском номере следующего года этого хватало. И даже на февральский, как говорится, «с запасом».

Остальное – по мере готовности. С октября 1927 года запас имелся.

Примечательно, что о трудностях в работе над второй и третьей частями романа Петров не рассказал. Ограничился одной фразой: «Мы продолжали писать».

Вот и вся информация. Но, с другой стороны, тут и рассказывать особо не о чем: постольку обошлось без трудностей, поскольку не было нужды в прежнем изматывающем режиме. И если первую часть Ильф и Петров написали за месяц, то вторую и третью – за три. К январю они, как это принято говорить, укладывались в график. Так что роман к выходу первого номера был практически завершен. Руководство журнала могло более не беспокоиться о выполнении авторами обязательств.

Правда, срочная подготовка романа к журнальной публикации – дело хлопотное. Особенно если материалы предоставлялись не сразу, а частями. Завреду нужно было гораздо более тщательно, чем обычно, планировать и координировать этапы редакционного цикла.

Однако в статьях Петрова об Ильфе нет упоминаний о редакционном цикле. Словно и не было такого. И это, опять же, нуждается в объяснении.

В журнале «30 дней» завредом был давний знакомый соавторов – В. А. Регинин. Популярнейший в досоветскую пору журналист, он после Гражданской войны организовывал одесскую печать и приятельствовал с местными литераторами. А когда переехал в Москву, быстро и там добился известности.

Ильф и Петров вполне могли на его помощь рассчитывать. Правда, лишь после того, как решение о публикации приняла бы вышестоящая инстанция. Главным же, или, как тогда говорили, ответственным редактором журнала был в 1927 году Нарбут. Друг Катаева.

Переведенный в Москву из Харькова, он руководил не только редакцией журнала «30 дней». В его ведении было также издательство «Земля и Фабрика». Сокращенно – «Зиф».

Он протежировал многим бывшим подчиненным. По словам вдовы Мандельштама, из рук Нарбута «одесские писатели ели хлеб» [186]   См.: Мандельштам Н. Я. Вторая книга. М.: Московский рабочий, 1990. С. 52. .

Первое отдельное издание романа «Двенадцать стульев» было зифовским. Вышла книга в июле 1928 года – аккурат к завершению журнальной публикации. Удачный рекламный ход [187]   См. Ильф И., Петров Е. Двенадцать стульев. М.: ЗиФ, 1928. .

Теперь обратимся к упомянутой выше публикации записных книжек Ильфа, подготовленной дочерью. Имеются в виду записи, сделанные после отпуска 1927 года.

Сами записи не датированы. Дочь писателя утверждала, что они сделаны в интервале с августа по ноябрь 1927 года. Точно ли так – можно спорить: в качестве основного аргумента публикатором была приведена ссылка на воспоминания Петрова об Ильфе.

Но существенно, что одна из записей – об изменении норм рабочего времени. Эта тема была весьма актуальна.

Правительством тогда готовился переход с восьмичасового рабочего дня на семичасовой. Обсуждение в периодике и профсоюзных организациях началось к середине октября 1927 года. Соответственно не раньше и запись была сделана.

Зато несколько раньше сделана другая. Относившаяся именно к литературной деятельности: «Письм[о] от изд[ательства] о том, что книга принята».

Дочь Ильфа утверждала в комментарии, что упомянутая «книга» выпущена издательством «ЗиФ» в июле 1928 года. Роман «Двенадцать стульев».

С этим можно согласиться: ничего иного быть не могло. Но подчеркнем, что в октябре 1927 года речь шла о незавершенномромане. Соответственно, «принята» была лишь заявка – предложение издательству выпустить книгу, краткая ее характеристика, указание сроков подготовки. Вот это и фиксировал Ильф.

Значит, доначала журнальной публикации, когда роман еще не дописан, в издательство была уже отправлена заявка на книгу. И – «принята».

Что до журнальной публикации, так подготовка ее продолжалась. Ильфом примерно тогда же записан редакционный номер телефона. Регининский.

Ильфом записан и номер телефона Нарбута. Тоже служебный, зифовский.

Отношения, разумеется, были не только официальные. Ильфом в записную книжку внесен и домашний нарбутовский телефон.

В записи он, правда, не обозначен как домашний. Однако это несложно установить по другим источникам. Например, по нарбутовским партийным документам, ныне хранящимся в Российском государственном архиве социально-политической истории [188]   См.: Персональное дело Нарбута В. И. // РГАСПИ. Ф. 589. Оп. 2. Д. 4907. См. также: Нарбут В.И. Автобиография // Там же. Ф. 17. Оп. 100. Д. 16085. Л. 3. .

Ближайшим помощником Нарбута в издательстве был, конечно, Регинин. Его зифовский телефон – тоже в записной книжке Ильфа.

Соавторам в редакциях доверяли. Маститый Катаев был, так сказать, гарантом. Кстати, в 1928 году издательство «ЗиФ» выпустило его двухтомное собрание сочинений [189]   См.: Катаев В. Собр. соч. В 2 т. М.: ЗиФ, 1928. .

Подарил он брату и другу сюжет или только идею – трудно судить. Но свой писательский авторитет, бесспорно, предоставил. А когда официально отстранился от соавторства, материал – в минимально достаточном объеме – Ильф и Петров уже предъявили руководству журнала. И Нарбут мог убедиться, что они выполняют принятые условия, соответственно, заключить издательский договор, выплатить аванс. Что и подтверждается, например, документами, хранящимися в РГАЛИ.

Отметим, что в романе «Алмазный мой венец» Катаев тоже проговорился, как раньше его младший брат. Упомянул невзначай: был договор, и даже не один. Поначалу – с тремя соавторами, затем с двумя.

Завред журнала упомянут Петровым хотя бы в черновиках книги об Ильфе. Сказано мимоходом: «“30 дней”. Регинин, который всегда требовал вычеркнуть одну строчку и приписать целую страницу».

Про «вычеркнуть» и «приписать» – дежурная журналистская шутка. Существенно же, что Петров упомянул Регинина хотя бы в черновиках книги об Ильфе. А вот про Нарбута – вообще ни слова. Нигде.

Петров явно не хотел рассказывать о руководителе журнала. Сочинил трогательную историю о курьезной записке, приклеенной Ильфом к обложке той папки, куда уложили рукопись «Двенадцати стульев». Придумал, как в январе 1928 года оба соавтора беспокоились, примут ли роман, напечатают ли.

Ничего подобного не было. К тому времени уже приняли и печатали. А трогательные подробности сочинены для создания эмоционального фона, отвлекающего внимание читателей от того, что автор скрыл реальные обстоятельства, связанные с публикацией романа.

Эти обстоятельства Петров словно забыл. И причина опять ясна: не мог он рассказать о Нарбуте. Тот в 1936 году, как многие другие журналисты, был арестован и осужден «за контрреволюционную деятельность».