Илья Ильф - Двенадцать стульев [litres, Полная версия романа]

Примечательно также, что в Харькове выходил сатирический двухнедельный журнал «Гаврило» (1925–1926) с аналогичным героем. В этом журнале публиковались многие земляки и друзья авторов романа, в частности – Катаев.

…из жизни потельработников … То есть сотрудников предприятий и учреждений Народного комиссариата почт и телеграфа – Наркомпочтеля или Наркомпотеля.

…сраженный пулей фашиста, все же доставляет письмо по адресу… В СССР нет фашистов, а за границей нет Гаврил… фашист переодетый… напишите нам лучше о радиостанции … Наиболее вероятный адресат этой пародии – Маяковский. В феврале 1926 года прессой широко обсуждалось совершенное группой неизвестных нападение на купе поезда «Москва-Рига», где везли дипломатическую почту. В перестрелке с налетчиками погиб дипкурьер Т. И. Нетте, которому Маяковский посвятил стихотворение «Товарищу Нетте, пароходу и человеку», опубликованное полгода спустя. Кстати, «о радиостанции» Маяковский тоже написал: стихотворение «Радио-агитатор» опубликовано в 1925 году.

…самого Энтиха … Шуточный намек на «авантюрно-героические» баллады Н. С. Тихонова (1896–1979): Энтих – «Н. Тих».

…«О хлебе, качестве продукции и о любимой» … Заглавие пародийно воспроизводит легко опознававаемую читателями структуру «агиток» Маяковского: «О «фиасках», «апогеях» и других неведомых вещах», «Стихотворение о Мясницкой, о бабе и о всероссийском масштабе» и т. п. Кстати, в июне 1927 года начался выпуск собрания сочинений Маяковского, но вскоре он стал объектом довольно жесткой критики. Поводом была позже признанная хрестоматийно-советской юбилейная «октябрьская поэма» – «Хорошо!».

В 1927 году Маяковский читал ее с эстрады, печатал фрагментами в периодике, затем выпустил отдельным изданием. Описывая первое десятилетие советской истории, он традиционно упоминал Троцкого и других оппозиционеров среди вождей октябрьского восстания, уверял читателей, что партия едина и призывал готовиться к грядущим боям в «Европах и Азиях», то есть скорой «мировой революции». В общем, не уследив за перипетиями партийной борьбы, сделал все, от чего официальные идеологи рекомендовали воздержаться.

Неудача была скандальной, что усугублялось спецификой литературной репутации автора, некогда слывшего нонконформистом, мятежником, буяном, но вот уже десять лет как ставшего образцово лояльным и требовавшего признания за собой статуса советского классика, непогрешимого в области истолкования партийной политики. Возможно, по этим причинам Маяковский – его стихи, биография – едва ли не главный объект иронического осмысления в обзоре «литературно-театральной Москвы» Ильфа и Петрова.

Однако упоминания об этом стали невозможными с 1935 года. Итог спорам о наследии покончившего самоубийством поэта был тогда подведен хрестоматийно известной сталинской резолюцией: «Маяковский был и остается лучшим и талантливейшим поэтом нашей советской эпохи. Безразличие к его памяти и его произведениям – преступление».

Ситуация не изменилась даже после смерти генсека. Маяковский оставался классиком советской литературы, соответственно, Ильфу и Петрову надлежало относиться к нему с любовью и уважением.

…посвящалась загадочной Хине Члек … Намек был понятен современникам. Шутка строится на созвучии сочетаний «Хина Члек» и «Лиля Брик».

Л. Ю. Брик, жене О. М. Брика (1891–1978), посвящены многие стихи Маяковского. Важно также, что «Лиля и Ося», как поэт называл их, – персонажи уже упоминавшейся «октябрьской поэмы».

Авторы «Двенадцати стульев» не раз возвращались к теме отношений Маяковского и четы Бриков. Это шутки, предназначенные «для своих», узкого круга профессиональных литераторов.

…Пушкин писал турецкие стихи и никогда не был в Турции… Эрзерум находится в Тульской губернии… Пушкин писал по материалам. Он прочел историю пугачевского бунта … Во время русско-турецкой войны 1828–1829 годов Пушкин, сопровождая русские войска, побывал во взятом штурмом городе Эрзеруме, несколько стихотворений тематически связаны с этой войной, однако определение «турецкие» по отношению к ним – свидетельство невежественности Ляписа. По той же причине он убежден, что «История пугачевского бунта» – не заглавие пушкинского историографического сочинения, а название комплекса архивных материалов.

…в стихотворении «Скачки на приз Буденного» жокей… затягивает на лошади супонь и после этого садится на облучок… мне про скачки все рассказал Энтих… В 1927 году вышел сборник рассказов Н. С. Тихонова – Энтиха – «Военные кони». Автор в годы Мировой войны служил в кавалерии, об этом сообщил не раз устно и печатно, благодаря чему слыл лихим наездником.

Однако такой репутацией он пользовался преимущественно среди невоевавших коллег-литераторов. На что и намекают авторы романа.

…на стене висела большая газетная вырезка, обведенная траурной каймой … Во многих редакциях было принято вывешивать на стенах или стендах обведенные черной рамкой статьи, авторы которых допускали ошибки, наподобие тех, что свойственны Ляпису. Например, в «Гудке», где работали авторы романа, для таких ляпсусов предназначался специальный стенд, именуемый сотрудниками «Сопли и вопли».

…очерк в «Капитанском мостике»… первый опыт в прозе… «Волны перекатывались через мол… домкратом» … Описание афер Ляписа-Трубецкого в редакциях ведомственных журналов и приведенная Персицким цитата – аллюзия на рассказ Катаева «Ниагаров-журналист», опубликованный впервые журналом «Крокодил» в № 32 за 1924 год.

В дальнейшем Катаев опубликовал цикл рассказов «Мой друг Ниагаров». Аллюзии на них часто встречаются в романе Ильфа и Петрова.

Герой рассказа «Ниагаров-журналист» – патологически невежественный, однако не лишенный чувства юмора литхалтурщик – наскоро диктует редакционным машинисткам фельетоны о мытарствах не получивших спецодежды моряков, химиков и железнодорожников: «старого железнодорожного волка» по имени Митрий, «старого химического волка Мити» и «старого морского волка», разумеется, Митьки.

К ляписовскому «опыту в прозе» наиболее близок ниагаровский опус «из жизни моряков». Он предложен газете «Лево на борт»: «Митька стоял на вахте. Вахта была в общем паршивенькая, однако выкрашенная свежей масляной краской она производила приятное впечатление. Мертвая зыбь свистела в снастях среднего компаса. Большой красивый румб блистал на солнце медными частями. Митька, этот старый морской волк, поковырял бушпритом в зубах» и т. п.

Кстати, в газете «Лево на борт» и журнале «Капитанский мостик» читатели-современники, особенно московские журналисты, легко угадывали выпускавшиеся ЦК профсоюза рабочих водного транспорта СССР газету «На вахте» (1924–1926) и приложение к ней, иллюстрированный ежемесячник «Моряк», редакции которых находились во Дворце труда.