Александра Груздева - Демоны Дома Огня [litres]

В спальне Тони смочил полотенце розовой водой и выжал в чашку для полоскания.

– Вот, попробуй. Если это не поможет, то я и не знаю, что еще можно сделать. Я ее разбавил немного, ничего?

Он поднес чашку к губам Яна, разжал стиснутые зубы и влил тонкой струйкой. Слабое мерцание появилось в глазах Яна, далекое, едва заметное. Тони мочил и выжимал полотенце, выжал его почти до белизны и уж точно досуха. Ян тяжело дышал, судорога отпустила его. С помощью Тони он сел, запрокинул голову на край кровати.

– Что же это с тобой? – рискнул спросить Тони, хоть и не ждал скорого ответа, слишком слаб был Ян, чтобы говорить.

– Расплата за перенесение души, – прошептал он, не открывая глаз. – А вы хотели, чтобы я добровольно пошел на это…

– Прости, прости. Я не знал, – покаянно бормотал Тони.

Ян приходил в себя. Глаза налились цветом, хоть и не столь ярким, как прежде. Стали, по сути, обычными синими глазами, хотя человеческого в нем было сейчас намного меньше, чем раньше.

Солнце застыло в небе, как и люди за столами на террасе. Нараставший ветер дергал за углы скатертей, как расшалившийся мальчишка. Никто не произносил ни звука. Все сидели очень прямо и старались не смотреть на пустой стол дона Гильяно. Их заклинания и танцы возымели силу. Сменился дон. Обновился Дом. Но никто не радовался новому дару Фортуны.

Ада так и не дождалась Яна, на террасе заняла свое место за пустым столом: ни Марка, ни Элен не было видно. Она нервно постукивала десертным ножом по краю тарелки, пока не поняла, что это – единственный звук, который раздается под притихшим небом. Она бросила нож и сцепила под столом руки.

На террасе показался Антонио, за ним, шатаясь, брел Ян. Ада привстала, окликнула его. Но Ян лишь мотнул головой в ее сторону, чуть не упав. Ада привскочила, пытаясь зацепить его за рукав, притянуть, приблизить, и вот уже пальцы, кажется, скользят по шелковистому льну костюма. Но это обман зрения, ощущений. Ян идет, качаясь, вперед. Антонио даже не оборачивается. Ада потянулась вслед за ними, шепча одними губами, чтобы не привлекать внимание: «Ян! Ян!»

Шаг за шагом, незаметно для самой себя, она оказалась возле центрального стола, здесь воздух как будто сгустился, его стало не хватать. Ада оглянулась, но путь назад терялся во внезапно соткавшемся тумане. Она видела, что вокруг за столами сидят люди, но они словно находятся за тончайшей кисейной завесой, их силуэты расплываются. От духоты закружилась голова, чтобы не упасть, Ада схватилась за спинку стула. Предметы медленно обретали очертания. И тут она решилась – отодвинула стул и села за стол рядом с Яном. Снова подул ветерок, ухо различило шелест листвы в саду и тяжелый говор волн, доносящийся с побережья.

Несколько минут наэлектризованного ожидания – и на террасу вышел дон. Дон Марко Гильяно все еще стоял во главе Дома. Власть не сменилась. Они плыли тем же курсом, с тем же капитаном.

Солнце прикрыли веки облаков. Но в просветах туч острый глаз светила щурился на фамильное серебро, взгляд его скользил глянцевыми пятнами по фамильному фарфору.

Стеклянная дверь на террасу содрогнулась, задребезжала. Чья-то слабая рука попыталась ее открыть. Тяжелая дверь не поддалась с первого раза. Но упрямец не оставлял попыток, в узкую щель просунулась отполированная трость из черного дерева. Просвет начал расширяться – и на террасу боком выбралось чудовище. Оно опиралось на трость, выбрасывая ее вперед, подтягивало бесполезные ноги с вывернутыми, как ласты, ступнями. Рука на набалдашнике трости мелко дрожала, вздувшиеся вены бессовестно выдавали, как тяжело пришельцу сохранять равновесие. Лица калеки не было видно – спутанные волосы свисали до подбородка.

И хоть в правилах Дома Гильяно говорилось, что никто не должен удивляться гостям на завтраке, головы всех повернулись к вошедшему. Многие едва сдержали вопль возмущения и ужаса. И только дон Гильяно не повел даже бровью, сделал глоток кофе и твердой рукой вернул чашку на блюдце, фарфор даже не звякнул.

Чудовище медленно продвигалось вперед, каждый шаг стоил ему неимоверных усилий, пот градом катился по шее, превращая накрахмаленный воротник рубашки в несвежую тряпку, воздух толчками вырывался из тщедушной грудной клетки, сидящие за столами слышали его сиплое дыхание. Мужчины опускали глаза. Женщины закрывали лица руками. Кто-то тянул из кармана носовой платок. Малолетний Служитель уронил поднос с кофейным сервизом. Осколки брызнули во все стороны.

Возле стола дона Гильяно калека остановился. Свободной рукой подтащил к себе стул, совершив почти акробатический кульбит, плюхнулся на сиденье и, помогая себе руками, переставил ноги, как негнущиеся бесполезные ходули. Хищно загнутый клюв трости отлично зацепился за край стола. Какое-то время он сидел, бессильно уронив руки на колени. Впалая грудная клетка ходила ходуном под строгим галстуком. Подогнанный по фигуре костюм смотрелся на нем нелепо. Крюк спины не скрыл бы ни один пиджак даже самого удачного покроя.

Рука с костлявыми пальцами дернулась вверх. Повозившись, он таки расстегнул верхнюю пуговицу рубашки, но узел галстука не решился ослабить. Служитель, приблизившись к столу чуть ли не на цыпочках, осторожно поставил перед ним чашку с кофе. Калека знал, что не сможет взять в руки чашку, не расплескав. Но за столом дона Гильяно он обязан был сделать хотя бы глоток.

Рука пятипалым пауком поползла по скатерти, приближаясь к дымящемуся эшафоту. Он не донесет кофе до рта, это же ясно. Опрокинет на себя.

Внезапно дон Гильяно протянул руку и придвинул чашку увечного к себе так, чтобы тот не смог достать:

– Хорош, – процедил он сквозь зубы.

– Каждый носит уродство в себе. Просто я перестал его прятать.

– Гордыня наказывается унижением, – задумчиво кивнул дон.

– Но ты-то, Марко, должен быть счастлив: сбылась твоя любимая сказка – в Доме появился карлик-калека.

Дон Гильяно поморщился: никто в Доме не был столь бесцеремонен, чтобы напоминать дону о его слабостях.

– Может, наконец, я получу нож и кольцо, – не унимался калека.

– Не фамильярничай, мальчик мой. Это признак плохого тона. Обращайся ко мне как положено обращаться к дону Гильяно или как к отцу.

Дон Марко выдержал многозначительную паузу, дождался, пока склонится непокорная голова и сухие губы пробормочут:

– Простите меня, дон Гильяно.

– Так-то лучше. Тебе не принесли завтрак в постель?

Саркастичный тон дона Марко вызвал слабое подобие улыбки у его сотрапезника, как тень, мелькнул кривой полумесяц за завесой волос.

– К чему церемонии? Я вполне могу спуститься вниз.

– Вижу.

Ян слепо нашарил руку Ады и придавил своей, вжав ее ладонь в стол. Маникюр потек на скатерть кровавыми каплями. А она даже не чувствовала огня, рука казалась смерзшейся ледышкой. Пусть Ян растопит ее, превратит в воду. И она, Ада, утечет сквозь деревянный настил вглубь фундамента, а там просочится в жирную, червями изглоданную землю. Все лучше, чем в высокомерных интонациях калеки узнавать манеру Ашера Гильяно вести разговор.