Вадим Филатов - Этика небытия. Жизнь без смысла: самая печальная философия

У Рассела есть любопытные рассуждения о бессмертии души. Несмотря на свой атеизм, он высказывается об этом вопросе осторожно и корректно:

«Все свидетельствует о том, что наша умственная жизнь связана с мозговой структурой и организованной телесной энергией. Разумно было бы предположить поэтому, что когда прекращается жизнь тела, вместе с ней прекращается и умственная жизнь. Данный аргумент апеллирует к вероятности, но в этом он ничем не отличается от аргументов, на которых строится большинство научных заключений.

Этот вывод может быть оспорен с разных сторон. Психологическое исследование располагает некоторыми данными о жизни после смерти, и с научной точки зрения соответствующая процедура доказательства может быть в принципе корректной. В этой области существуют факты столь убедительные, что ни один человек с научным складом ума не станет их отрицать. Однако несомненность, которую мы приписываем этим данным, основывается на каком-то предварительном ощущении, что гипотеза выживания правдоподобна. Всегда имеется несколько способов объяснения явлений, и из них мы предпочтем наименее невероятное. Люди, считающие вероятным, что мы живем после смерти, готовы и к тому, чтобы рассматривать данную теорию в качестве лучшего объяснения психических явлений. Те же, кто по каким-то причинам считают эту теорию неправдоподобной, ищут других объяснений. По моему мнению, данные о выживании, которые пока что доставила психология, гораздо слабее свидетельств физиологии в пользу противоположной точки зрения. Но я вполне допускаю, что они могут стать сильнее, и тогда не верить в жизнь после смерти было бы ненаучно.

Выживание после смерти тела, однако, отличается от бессмертия и означает лишь отсрочку психической смерти. А люди хотят верить именно в бессмертие. Верующие в него не согласятся с физиологическими аргументами, вроде тех, что я приводил, – они скажут, что душа нечто совсем иное, чем ее эмпирическое проявление в наших телесных органах. Думаю, что это – метафизический предрассудок. Сознание и материя – удобные в некоторых отношениях термины, но никак не последние реальности. Электроны и протоны, как и душа, – логические фикции, которые имеют свою историю и представляют собой ряды событий, а не какие-то неизменные сущности. Что касается души, это доказывают факты развития. Любой человек, наблюдающий рождение, выкармливание и детство ребенка, не может всерьез утверждать, что душа есть нечто неделимое, прекрасное и совершенное на всем протяжении процесса. Очевидно, что душа развивается подобно телу и берет что-то и от сперматозоида, и от яйцеклетки. Так что она не может быть неделимой. И это не материализм, а просто признание того факта, что все интересное в мире – вопрос организации, а не первичной субстанции». [30]

Не думается, что мы когда-то вернемся в иллюзию бытия. Тело распадется, сознание (если верить адвайте в интерпретации Балсекара и иже с ним) сольется с вселенским сознанием (оно же есть пустота в непроявленном состоянии). Иначе говоря, наше индивидуальное сознание вернётся в пустоту (или небытие). Для повторения «меня» требуется абсолютно идентичное моему тело. Но не будет идентичного тела, в любом случае возникнет другое тело с совершенно другой психофизикой. Так что можно не беспокоиться. Небытие настигнет каждого из нас – в этом можно быть уверенным на сто процентов! А пока будем проживаться.

При всей убедительности Шопенгауэра, читая его, постоянно задаёшь себе вопрос: «Это на самом деле так?» И всякий раз отвечаешь: «Может быть – так, а может – нет. Похоже на правду (что может быть заслугой стилистического гения Шопенгауэра), но стопроцентной уверенности нет». И это значит, что все его выводы могут оказаться блестящими заблуждениями (ударение на слове «могут» – ведь могут и не оказаться таковыми). Философское здание Шопенгауэра покоится на фундаменте, который, скажем так, совершенно недоступен для проверки. Этот фундамент есть так называемая вещь в себе. Уберите его и всё здание рухнет. А что, если нет никакой вещи в себе? Что, если не стоит за видимыми явлениями никакой единой воли, а стоит пустота? Мы исходим из этого. Единичные явления, при всей их взаимной связанности, не имеют никакой связанности по ту сторону бытия – они в связке, пока они есть, но когда их поглощает воронка небытия, не остается ровным счетом ничего. «Там» совершенно нечего искать! Это касается всех вещей. И это напрямую относится к такому явлению, как человек. Весь опыт человечества, которое похоронило тысячи поколений индивидуумов, свидетельствует об одном: мёртвые молчат абсолютно. Они молчат не потому, что им нечего сказать, а потому что от них не осталось ничего, что могло бы хоть что-то сказать.

И главное. Вот что пишет современный философ Сапронов: «У Шопенгауэра квиетизм воли предполагает обращенность к Ничто и переход в него уже не волящей индивидуации… Ничто способно не переходить из своей полноты в ущербность частичных существований, а, наоборот, в частичностях обретать дополнительные ресурсы ничтойности… Сам Шопенгауэр не отрицает немыслимую странность происходящего с Ничто. Это для него вопрос, до конца остающийся открытым. „Что заставило волю покинуть покой блаженного ничто, который несомненно предпочтительнее?“ Шопенгауэр заканчивает свое грандиозное философское построение таким откровенным и беспомощным недоумением». [33, с.36]

Суммируя всё сказанное, попытаемся изложить наше понимание (и непонимание) книги «Мир как воля и представление». Разумеется, полностью охватить её содержание невозможно, в работе Шопенгауэра много смыслов. Однако ключевым моментом его философствования является, на наш взгляд, устремленность в небытие. Именно эта сторона размышлений философа вызывает наибольшее недоумение. Это недоумение можно сформулировать в виде вопроса: небытие следует заслужить?

Согласно Шопенгауэру, мир – это одновременно воля и представление. Тот мир, который мы воспринимаем во всем его многообразии, существует исключительно как объект для субъекта: одно без другого быть не может. Субъект есть око мира. Он познает всё, но сам быть познанным не может, подобно как глаз видит всё, однако себя увидеть не в состоянии. Каждый индивидуум является носителем этого вечного субъекта. Если устранить мир как представление (то есть, как то, что представляется субъекту в виде объектов и явлений), то останется то, что мир есть на самом деле – воля. Мир – это объективация вечной воли, познать которую мы можем лишь интуитивно, ибо она, будучи скрыта покровом воспринимаемых явлений, есть вещь в себе. Воля слепа и бессознательна, но на высших ступенях её объективации возникает познание, которое проявляется в животных и, наиболее полно, в человеке. Познание обслуживает волю, однако (и здесь начинается самое интересное) в отдельных индивидуумах познание может как бы освобождаться (на какое-то время) от этой подчиненной роли и выступать в качестве чистого зеркала, отражающего объекты. В этом – незамутненном примесями воления – восприятии объектов индивидуум созерцает уже не сами объекты, а идеи, проявлением которых являются объекты. Так рождается искусство. Но не только об искусстве говорит Шопенгауэр. Есть индивидуумы, у которых на интуитивном уровне присутствует понимание того, что внутренняя сущность у всех явлений этого мира едина. Такие люди не делают большого различия между собой и другими: они понимают, что разница между индивидуумами чисто внешняя. В сокровенной глубине мы все – одно. И из этого понимания рождается сострадание к другим людям и животным. Однако встречаются очень редкие люди, которые идут еще дальше – они способны даже любить ближних как самих себя. И более того: они способны жертвовать собой ради ближних. Что же здесь происходит? По мнению Шопенгауэра, воля в таких индивидуумах начинает умаляться: парадоксальным образом воля входит в конфликт с явлением. Ничто не может победить всемогущую волю, кроме… познания. И обнаруживается это в том, что некоторые люди, известные нам как святые подвижники, отрицали свою волю в таком акте, как аскетизм. Теперь надо дать слово самому философу: